Шарлота уходила в себя, когда Стив был рядом. Единственное, что помогало ей держаться, не кричать, чтобы он убирался, — мысль, что она, как только выпишется, сразу же вернется в Ригу, к родителям. Однако, когда она позвонила домой, мать начала мягко уговаривать ее остаться. А потом трубку перехватил отец-поляк, человек жесткий, встречавший немало препятствий на пути своей военной карьеры как эмигрант, и рявкнул, что они не примут дочь. Он путался в словах, то называя Шарлоту продажной девкой, легшей под американца за жалкие доллары, то увещевал вспомнить о дочернем долге и остаться в Америке ради того, чтобы посылать им в Латвию немного денег (Шарлота никогда не говорила, что все жалкие крохи, которые она переводила на счет родителей, она заработала своими кровью и потом, каждый доллар — растяжение, новая шишка на ноге). Отец закончил свою речь приказом оставаться там же и с тем же человеком.
— Но он избил меня так, что я теперь в больнице, — от волнения Шарлота не смогла сказать это внятно.
— Тогда веди себя так, чтобы он больше этого не делал.
Отец положил трубку, и Шарлота не попрощалась с ним: слезы душили ее, не давая вздохнуть.
Откуда-то Стив узнал, что девушка звонила родителям (Шарлота не хотела гадать, кто сдал ее — мать или отец? Она бы с радостью скорее поверила, что это медсестры, но им вряд ли был резон подслушивать, с кем и о чем она ведет разговоры). В следующий свой визит Стив, едва положив букет на тумбочку, схватил жену за горло и сжал.
— Только попробуй сбежать, сука, я найду тебя, и вот тогда уже изобью так, что не поднимешься!
Шарлота не могла ни крикнуть, ни вздохнуть. Когда муж ушел, на память о своем внушении он оставил девушке синяки на шее. Это был его последний визит.
Стив не встретил ее из больницы, когда она выписывалась, и Шарлоте пришлось ехать самой на автобусе (денег на такси у нее отродясь не водилось. У Стива, может быть, они и были, но ей он ни цента не дал за все время их супружества), потом — идти пешком по лестнице. Когда Шарлота вошла в гостиную, она просто уронила и сумку со своими вещами, и тросточку, рухнула на диван и попробовала расслабиться. Но вместо этого крепко задумалась, как же ей быть.
Весь ее мир сузился до двух целей: вернуться в профессию и отомстить мужу. В полицию она не обратилась, догадываясь, что за это ее дома только изобьют еще больше. К тому же, она выросла с пониманием, что полиция не придет на помощь, если ты в руках родственника, какими бы жестокими они ни были.
Иногда Стив ловил на себе ее пристальный взгляд и ликовал в душе, воображая, что она его ненавидит. Он упивался мыслями о том, что Шарлота мечтает, чтобы он умер, освободил ее от страха прекращением своего существования, не зная, что она действительно думает о его смерти. И желает приблизить ее.
Свекровь Шарлоты приезжала в гости лишь однажды. Стив этого не хотел и всячески выпроваживал мать, боясь, что Шарлота увидит, как овдовевшая миссис Найт-старшая вдруг стала чувствовать себя лучше без тирана дома. Но на самом деле все это не имело значения: миссис Найт-младшая уже знала, что грядет. Свекровь понадобилась ей только для одного… нет, двух вещей.
— Расскажите мне о детстве Стива, — сказала Шарлота, когда они с матерью ее мужа единственный раз за все время ее визита остались наедине. Миссис Найт-старшая подняла на невестку глаза: бледное, измученное лицо, кое-как припудренные старые шрамы и такая решимость во взоре, которую она никогда не могла найти у себя раньше.
— Я знаю, что ты хочешь услышать, — ответила старуха, наклоняясь к девушке, — мы его не били. Но его отец был таким же.
Шарлота не ответила. Тогда свекровь поманила ее пальцем к себе, прижалась сухими губами к уху…
Она очень помогла. Без нее Шарлота дошла бы до безумия, не видя перед собой выхода, и сделала бы что-нибудь глупое и грязное (о, она и сделала, но уже многим, многим позже), но мать Стива, старая Далила, научила молодую Цирцею, как вести себя.
Шарлота стала не просто покорной, она стала безвольной и услужливой, но не сразу, не вдруг, она делала вид, что ей нужно от мужа только одно: чтобы он позволил ей вернуться к танцам в полном объеме. Иногда она унижалась, даже в дни, когда по тем или иным причинам в студии не было занятий, только для того, чтобы чувство собственного превосходства притупило внимание Стива.