— Что у нас на ужин, дорогая?
— Баранина с грибами, — Шарлота застыла у двери, стоя на здоровой ноге и надевая туфельку на крохотном каблуке на вторую. Тонкий шрам на лодыжке, загорев прошлым летом, уже не так выделялся на коже.
— А ты куда собралась?
— Хотели с подружками порепетировать.
Муж хохотнул.
— О, ну конечно. Мужики, разумеется, тоже будут. Если б я не знал, что все они геи, заставил бы тебя остаться. А так — иди, конечно, а как вернешься, я покажу тебе, каким должен быть настоящий мужчина.
Другая бы подумала, что это намек на секс, но Шарлота уже знала, что нет. Это означало, что ее, возможно, изобьют. Быть может, это и включит в себя насилие, но сношение, на которое она не давала согласия, супружеским сексом назвать нельзя. Кое-как застегнув перемычку на туфле, Шарлота выскользнула за порог. Секунду постояла, прислонившись спиной к двери, чувствуя, как пыльная кожа обивки холодит и пачкает лопатки. А потом пошла действительно туда, куда собиралась: в студию. И самозабвенно репетировала до полуночи. Ее партнер уже выдохся, а Шарлота все еще могла продолжать.
— Хватит, Лотти, у тебя уже лодыжка покраснела, — покачал головой танцор, глядя на едва прикрытую тренировочными бриджами ногу Шарлоты. Девушка беспечно пожала плечами, — мы в здании одни остались, последние! Послушай, мне нужно домой, а тебе разве нет?
Шарлота с улыбкой кивнула.
— Конечно, и мне пора.
Когда она вернулась, ее муж еще был в сознании. Шарлота открыла дверь на кухню и увидела его лежащим на кафельном полу. Рубашка мужчины запачкалась в рвоте, но даже столь экстренные меры не спасли его от отравления. Шарлота несколько минут стояла в дверях, освещенная со спины коридорной лампочкой, затем вошла в кухню, наклонилась над мужем. Он не мог и слова ей сказать, только с хрипом шевелил губами. Но он был еще жив. И тогда Шарлота взяла его за воротник, подняла, насколько ей позволила ее сила (утроившаяся от заигравшего в крови адреналина) и отпустила. Мужчина рухнул на пол. Из-под его затылка потекла тонкая струйка крови, с каждой секундой становившаяся все обильнее. Шарлота присела на корточки, приложила пальцы к шее мужа и убедилась, что только что овдовела. А потом ущипнула себя, чтобы выдавить хоть пару слез, достала мобильник и набрала номер неотложки.
На кого-нибудь другого эти два года в аду оказали бы настолько большое влияние, что, возможно, свели бы с ума. Но Шарлота выпорхнула из них, как из кокона, расправив новые крылья — и так стала Викторией Найт. Она не начала ненавидеть мужчин и время от времени заводила романы, хотя в ее профессиональной среде это было непросто, а для того, чтобы повторять тот невообразимо сладкий миг, пережитый ею на пороге двадцатилетия: ощущение собственной власти и отмщения, она устроилась работать госпожой в БДСМ-клуб. Но это было только способом вернуть былые ощущения, но не повторить их вновь. Как петтинг против полноценной ночи диких оргий. Неудивительно, что в один из моментов она сорвалась.
Она действительно была Цирцеей, не Юдифью — ее не занимала месть одному мужчине, хоть с нее все и началось. На самом деле, Шарлота-Виктория жаждала просто обладать каждым своим возлюбленным, почти пожрать его, при этом — сломать, унизить, сделать непригодным для других женщин, что будут после нее. Она думала о том, что хочет повторять путь своего мужа. Иногда ей снилось, что она снимает с него кожу, обворачивается ею, становится им. И, просыпаясь, она жалела, что не сделала этого в реальности.
Шарлота была из тех девушек, которые ходят на соревнования по боксу, но, видя удар, взвизгивают и закрывают лицо руками — в особенности рьяно, если рядом сидит ухажер. А на самом деле пристально смотрят сквозь пальцы.
Только один мужчина вернул ей утраченное в восемнадцать ощущение себя — не сказочный принц, а Джерри, безработный, неопрятный Джерри. Если бы они могли заняться сексом, это излечило бы их обоих. Но они не могли, и их общая болезнь прогрессировала. Но это свершилось только спустя еще два с половиной года.
А тогда — до определенного момента — Виктория думала, что ей хватит ее побочной работы госпожой. Она чувствовала себя наркоманкой в завязке, кое-как глушащей жажду джанка алкоголем. Все шло более-менее сносно, она терпела клиентов, норовящих нарушить договор (не дотрагиваться до госпожи, если она не прикажет, тем более, не настаивать на сексе), пока ей не позвонил Стэн. Виктория сразу напряглась, в ее сознании «Стэн» показалось созвучно имени «Стив», да и манера говорить у них оказалась похожей. Девушка вся подобралась, слушая такие знакомые интонации, казалось бы, похороненные в буквальном смысле полтора года назад.