Вскоре они поженились. Никто из их окружающих не мог сказать, что уверен, будто знает, отчего нелюдимый Джервис вообще решил заключить брак, а почему хохотушка Виктория (в общем-то, не лишенная привлекательности) избрала себе такого малосимпатичного угрюмого парня, пренебрегая поклонниками получше. Возможно, дело действительно было в любви — головокружительной, самозабвенной, которую принято называть настоящей. И, в то же время, абсолютно платонической. Их тянуло друг к другу, но и отталкивало, и это нельзя было объяснить никакой химией. Ни одну ночь ни до, ни после свадьбы они не провели, как настоящие муж и жена.
У нас творческий тандем, любил говорить Джервис, не брак в традиционном смысле слова. Отчасти они оба были уверены, что не просто подходят друг другу, они — единственные друг для друга, кто добровольно решился бы сойтись вместе.
Они оба расцвели, похорошели. Спустя только год, глядя на них, никто не мог бы сказать, что перед ним бывший заводской рабочий и третьесортная балерина. Они стали холеными, красивыми, ухоженными: остающиеся от жертв деньги шли впрок, разумеется, такие суммы, которые не давали им раскрыть себя.
Виктория однажды положила сложенные калачиком руки на плечо сидящему рядом Джерри и шепнула ему:
— Я — твоя безотказная девочка. Я украду что угодно, убью, кого угодно. Но мы будем жить на полную катушку.
Он так расчувствовался, что поцеловал ее прекрепко, как в первую их ночь, когда она раскусила ему губу.
Он набил ей татуировку собственноручно, и это был один из немногих моментов, когда они оказались готовы для близости. В последний момент они остановились, и Джерри — чуть раньше, чем Виктория, — отстранился, пока она еще жаждала его пальцев поверх ноющей перепачканной в крови и краске кожи. По крайней мере, они узнали для себя единственно возможный вид близости через необходимую им сексуальную боль: татуировки.
Но ни руками, ни языками они не могли доставить друг другу удовольствие, впадая в некое кататоническое состояние и теряя чувствительность, как только касались кожи другого. Даже поцелуи их были скромными, католическими — легкое соприкосновение губ, не прижимая, не захватывая плоть, держа язык на пристойном месте. Единственная связь, происходившая между ними: Виктория обвивала руками шею жениха и повисала на нем, как обезьянка, обхватывала за пояс ногами, а он носил ее по дому, как ребенка, пока спина не начинала болеть. Но даже столь неоспоримая близость ее лона не давала ему смелость по-настоящему взломать ее печати. И тогда вечером он шел искать разрядки где-нибудь еще. И вот тогда оказывалась полезна его старая квартира. Ночь он проводил в ней наедине с гостьей, а с утра подъезжала Вики, дрожащая от предвкушения.
Первое время Виктория находилась с Джервисом в квартире, пока он трахал и убивал очередную девицу (Вики оказалась на удивление неревнивой). Чтобы проконтролировать, что он все сделает правильно, говорила она. На время «дела», как они именовали это между собой, она выходила на балкон. Как правило, никто из жертв ее даже никогда не видел. В отличие от соседей.
Та самая старушка, что всегда так умилялась союзу Джерри и Виктории, вышла как-то полить цветы на балкон, улыбнулась, слыша характерные скрипы кровати из-за стены: молодежь, все-то им веселиться… И чуть не выронила лейку из рук, увидев, что на соседнем с ней балконе стоит и чистит апельсин, бросая кожуру через плечо, Виктория — новоиспеченная миссис Клэнси, в девичестве Найт…
— К Джерри приехал брат, — вяло улыбнулась девушка опешившей старушке и бросила в рот оранжевую дольку.
Джервис ловил себя на мысли, что если бы они с Викторией наконец занялись сексом, он бы расхотел убивать и насиловать других девушек. Это стало бы панацеей. Но проблема заключалась в том, что он не мог. Как только она касалась его, приближалась, ложилась рядом, его сознание уходило куда-то вглубь, так что даже взгляд туманился, обводя Викторию черной размытой рамкой, и все физические проявления эрекции пропадали. Джервис просто деревенел.
И в то же время, убивая, он представлял ее перед собой.
Каждое убийство рассматривалось Викторией как ритуал жертвоприношения неведомым богам (Джерри никогда не спрашивал ее, во что она верит, хотя время от времени видел покачивающуюся над ложбинкой грудей подвеску с то ли египетскими, то ли вудуистскими символами, хотя не исключал, что это просто украшения для нее). Она любила шлепать босыми ногами по крови, вымазываться в ней, танцевать, подобно Кали, индуистской жестокой богине, купаясь в жидкостях тела и ошметках плоти. И Джерри начал немного бояться жены. Пусть физически он был сильнее ее, несомненно, но никогда он не желал того же, что и она. Виктория потихоньку сходила с ума. Он был бы рад последовать ее примеру, но не мог угнаться за безумным падением в бездну, которое уже увлекло Вики.