Второй ярус занимали всадники – это сословие стояло ниже патрициев и сенаторов – и обладатели высших государственных должностей. На третьем и четвертом сидели прочие римские граждане. Места здесь также распределялись в зависимости от положения каждого, были отделены друг от друга линиями и снабжены номерами, вырезанными на мраморе ступеней.
И везде были преторианцы, сотни преторианцев.
Коммод желал держать все под своим надзором, а потому амфитеатр Флавиев превратился чуть ли не в военный лагерь. Те, кто поднимался по бесконечным лестницам, на каждом углу встречали солдат, суровых, прямых, внимательно наблюдавших за происходящим – и готовых убить любого по приказу императора.
– Идемте, – обратилась Юлия к сыновьям, которых вид такого множества солдат, похоже, привел в полное восхищение.
Дети впервые попали в величайший амфитеатр мира и были взволнованы. Обычно малышей вроде Бассиана и Геты не пускали на гладиаторские бои и травлю зверей, однако это правило не было закреплено ни одним законом, и в тот день им предстояло увидеть впечатляющую охотничью забаву.
– Мне страшно. Не бери с собой детей. Только не сегодня, – умоляла Меса, когда они собирались на представление.
Но Юлия была непреклонна:
– Сегодня мне позарез надо быть там, и детям тоже. Если император увидит, что мы охвачены страхом, он заподозрит меня и все наше семейство. И тогда нам с детьми будет грозить смертельная опасность. Это относится и к тебе, дорогая сестра, а также к Алексиану и малышке Соэмии.
Месе пришлось признать, что Юлия права. Во всяком случае, на словах.
– Видимо, и нам следует прийти? – осмелилась предложить она очень неуверенно.
– Нет. Соэмия еще совсем крошка, а ты непраздна, как сама сказала мне вчера. Это послужит для тебя извинением. Достаточно того, что там буду я с сыновьями: это докажет нашу верность императору. Жаль только, что тебя не будет рядом: ты бы могла отвести на себя часть внимания этих злоязычных гарпий.
Меса позволила себе слегка улыбнуться.
– Ты о Салинатрикс и Меруле? – спросила она, имея в виду супруг Клодия Альбина и Песценния Нигера, наместничавших в Британии и Сирии. Как и другие сенаторские жены, они свысока смотрели на Юлию с сестрой – «чужестранок», родившихся на Востоке.
– Салинатрикс – главное зло, – процедила Юлия сквозь зубы. – Змея, истинная змея! Если она прокусит свой язык, то отравит саму себя и тут же умрет. Ну да ладно. Я пойду, что бы ни случилось.
На этом разговор закончился.
Теперь Юлия с детьми поднималась на пятый ярус амфитеатра Флавиев, где, как и везде, стояли преторианцы. Эти места были дальше всего от арены, но зато их прикрывала крыша, подпираемая длинным рядом колонн: она защищала женщин от солнца и непогоды. Остальным же зрителям оставалось лишь надеяться, что перед представлением установят веларий, громадный навес, который крепился к двумстам пятидесяти столбам. В тот день, о котором идет речь, веларий разворачивать не стали.
Дородный Каллидий остался в одном из коридоров, как и прочие рабы. Невольникам не разрешалось взбираться туда, где тянулись ряды скамей.
Юлия сделала глубокий вдох, взяла сыновей за руки, миновала выстроившихся с двух сторон преторианцев и тут же почувствовала на себе острые, презрительные взгляды сенаторских жен. Одно было хорошо: все они отвернулись при ее приближении, что облегчало поиск нужного места.
– Чего нам надо бояться? – шепотом спросил маленький Бассиан, хорошо запомнивший слова, которыми обменялись мать и тетка перед тем, как они втроем вышли из дома.
Они говорили о страхе, и мальчик не понимал, чего так опасаются обе женщины. Кажется, того, что может случиться здесь, в амфитеатре Флавиев. Он поглядел вниз, на арену: как ему объяснили, туда выйдут звери. Но это настолько далеко… Бассиан не понимал, чего можно страшиться, находясь на таком расстоянии от хищников.
Мать не ответила, лишь сжала его руку крепче прежнего. Он понял все правильно: надо хранить молчание.
Подпол амфитеатра Флавиев, Рим
Коммод быстро шагал по длинному подземному ходу, соединявшему Ludus Magnus, школу гладиаторов, с гигантским амфитеатром. Рядом, почти бок о бок с ним, шел префект претория, следивший за тем, чтобы не поравняться с императором: тот, несомненно, счел бы это знаком неуважения, и Квинт Эмилий оказался бы на волосок от смерти, чего ему совсем не хотелось.
Члены императорского семейства входили внутрь огромного овала через особую дверь, но Коммоду нравилось идти тем же путем, что и гладиаторы. Его приводило в неимоверный восторг все, что имело отношение к представлениям гладиаторов, и сам он нередко бился против них как простой боец. Правда, в этих сражениях император удивительным образом одерживал верх раз за разом. А на тот день, помимо утренней травли зверей, было намечено кое-что особенное.