Но всему свое время, подумал он.
Интерес императора к публичным боям породил толки о том, что он – плод незаконной связи Фаустины, супруги Марка Аврелия, с каким-то счастливцем-гладиатором. Правда или ложь? Во всяком случае, Коммод не делал ничего, чтобы развеять эти слухи.
Они углубились в гипогей – лабиринт ходов, проложенных под ареной амфитеатра. Коммод двигался уверенно, так как знал дорогу лучше любого другого. К тому же добраться до пульвинара было легко: на всем пути следования императора с двух сторон стояли преторианцы. Коммод шел, улыбаясь, по этому бесконечному коридору.
Вдруг он остановился, лицо его помрачнело. Начальник преторианцев тоже встал застыл на месте. Так же поступили и преторианцы, шагавшие за Квинтом Эмилием.
– Ты все приготовил? – спросил Коммод.
– Да, сиятельный.
– И каждый из вас думает о том, что я собираюсь сделать сегодня утром? – добавил император со зловещей ухмылкой.
– Именно так, сиятельный. В Колонии Коммодиане говорят только об этом.
– Замечательно, клянусь Геркулесом!
Коммод и солдаты зашагали дальше. Но у хозяина Рима был еще один вопрос, который он задал на ходу, даже не обернувшись:
– А список есть?
Квинт Эмилий сжимал в левой руке маленький свиток. Услышав вопрос, он прижал его к своему телу и развернул. Правая рука лежала на рукоятке меча – так было во всех случаях, когда он сопровождал императора. Сглотнув слюну, префект претория выдавил:
– Вот он, сиятельный.
Пятый ярус амфитеатра Флавиев, Рим
Юлия и дети заняли отведенные им места. Молодая супруга наместника Верхней Паннонии с любопытством разглядывала большой ярко-красный флаг, висевший на ближайшей колонне и притягивавший к себе взгляд. Что это значило? Ее размышления прервал сын:
– Почему на нас так смотрят?
Трехлетний Гета жадно следил за происходящим на арене, но Бассиану было небезразлично то, что творилось на скамьях. Многие женщины смотрели на них с неприязнью, и мальчик это подмечал.
Юлия повернулась, позабыв о странном красном флаге, и поглядела в ту же сторону, что и сын. На лицах Манлии Скантиллы, жены сенатора Дидия Юлиана, Мерулы, жены Песценния Нигера, наместника Сирии, и Салинатрикс, жены Клодия Альбина, наместника Британии, застыло надменное выражение.
Бассиан благоразумно решил, что лучше говорить шепотом, и мать ответила ему так же тихо:
– Они презирают нас. А особенно меня.
Мальчик пришел в замешательство. Ведь мама такая красивая, и она замужем за Септимием Севером, могущественным наместником Верхней Паннонии… Пусть у отца не так много денег, как у Юлиана – все говорили, что это самый богатый человек в империи, – но зато он начальствует над тремя легионами, так же как Нигер и Альбин. Нельзя сказать, что отец стоит ниже.
– Не понимаю, мама.
Юлия помедлила, прежде чем пускаться в объяснения, но затем решила, что сыну лучше с малых лет привыкать к тяжелой действительности.
– Видишь ли, я не римлянка по рождению, а сирийка. Я прибыла сюда с Востока, а в Риме косо смотрят на женщин, которые явились издалека. Они думают, что все мы вроде Клеопатры, любовницы Юлия Цезаря и Марка Антония, или Береники, к которой пылал страстью император Тит.
– По-моему, нехорошо, что они так на тебя смотрят, – пожаловался Бассиан полусердито-полутоскливо, вперившись в пол.
Мать наклонилась, прикоснулась к подбородку сына и осторожно приподняла его, чтобы мальчик смотрел ей прямо в глаза:
– Им боязно, сынок, ведь мы с тобой – выходцы из большого семейства царей, которые много веков правили в Эмесе, моем родном городе. Первым был Самсигерам, верный союзник Помпея Великого, римского полководца. После него царствовал Ямвлих, к которому был привязан божественный Цезарь. Потом – Ямвлих Второй и Самсигерам Второй. А за ними…
Юлия замолкла, ожидая, что сын закончит это перечисление.
– Соэм, правивший в Эмесе при Клавдии, Нероне и Веспасиане. Он стал последним царем Эмесы. В честь него назвали Соэмию, мою двоюродную сестру.
– Прекрасно, сынок. Все так. В те времена Эмеса была частью Римской державы, важной областью провинции Сирия. Наши предки, в чьих жилах текла царская кровь, служили Элагабалу, всемогущему богу солнца. Мой отец Юлий Бассиан, чьи имена перешли к нам с тобой, был последним великим жрецом Элагабала в Эмесе, происходившим из царского рода. Ну а твой отец к тому же – один из трех главнейших наместников. Вот на нас и косятся, но я думаю, что в их темных сердцах нет ничего, кроме бешенства и зависти. Обещаю, Бассиан, что настанет день, когда никто не осмелится бросить такой взгляд на тебя, на твою мать, на кого-нибудь еще из нашего семейства. Все изменится, сынок.