Последние слова она произнесла сквозь зубы, словно обращалась не к сыну, а к самой себе. Юлия говорила так уверенно, что мальчик тут же просиял. Повернувшись, он принялся, вслед за братом, пожирать глазами арену, нетерпеливо ожидая, что вскоре на ней появятся звери, а может, и сам император. Кто будет первым? Подозрения и зависть, царившие в мире взрослых, были забыты.
Юлия Домна медленно поднялась и проговорила:
– Настанет день…
Ряды зрителей взорвались криками. Прибыл Коммод.
Императорская ложа амфитеатра Флавиев, Рим
Коммод появился в обширной ложе, предназначенной для императора и его семейства. Марция, его любовница, уже была там и уже дожидалась в ложе. Но он прошел на середину и воздел руки к небу, чтобы еще больше разгорячить зрителей, издававших приветственные возгласы. Эклект, управляющий императорским двором, принялся громко выкрикивать полное имя императора и его титулы:
– Император Цезарь Август Амазонский Луций Элий Аврелий Коммод Пий Феликс Сарматский Германский Величайший Британский Непобедимый, Геркулес Римский Преодолевающий, Верховный Жрец, восемнадцатикратный трибун, восьмикратный император, семикратный консул, Отец Отечества!
Со всех концов амфитеатра донеслись звуки труб, и зрители затихли. Все неотрывно смотрели на арену. Коммод поднял руки вверх, а затем резко опустил. Открылись тридцать две двери, проделанные в полу арены, и на смертоносную площадку вышли тридцать два диких зверя: дюжина львов, несколько тигров, два леопарда, страусы и гигантский медведь. На арене были расставлены десятки деревьев, изображавших природу Африки, как ее представляли себе римляне. Среди этой «африканской» растительности медведь выглядел чем-то чужеродным. Устроители представления не слишком заботились о том, чтобы точно воссоздавать облик других стран. Да и зрителям это было не нужно. Они жаждали яркого зрелища и знали, что Коммод не обманет их ожиданий. Может быть, даже превзойдет их. Где кончается настоящая жизнь и начинается вымышленная, та, что протекает на арене?
Император расположился у переднего края ложи, там, где к ней примыкал подъемный мост, который поспешно навели преторианцы, и Коммод зашагал вперед. Мост вел к двум длинным стенам, пересекавшимся в центре арены и делившим ее на четыре части. Коммод мог спокойно передвигаться по любой из стен, находясь на ее вершине, и часами убивать диких зверей, не опасаясь их когтей и зубов, – столько, сколько пожелает.
– Копье! – велел он, и Квинт Эмилий поднес ему легионерский пилум.
Император взял его левой рукой, так как был левшой, о чем гласила надпись на колоссе, том, что заменил изваяние Нерона. Коммод весьма гордился этой своей особенностью. Он быстро и точно метнул копье в одного из львов, пронзив ему бок. Зверь яростно зарычал в предсмертной агонии. Император воздел руки вверх, с удовольствием слушая хвалебные возгласы:
– Геркулес! Геркулес! Геркулес!
Дальше он стал проделывать то же самое с другими львами, леопардами и тиграми. Африканских страусов и дикого испанского медведя он решил отложить на потом.
– Давайте новых зверей! – приказал он.
Квинт Эмилий посмотрел на своих подручных. Те отдали распоряжения рабам и вольноотпущенникам, которых насчитывалось более пятисот. Заскрипели шкивы, соединенные с подъемными устройствами в подполе, и на арене показались новые животные. Обычно для того, чтобы управлять подъемными устройствами и дверями, которые вели на арену из гипогея, хватало двухсот пятидесяти человек. Но этим утром все было иначе. Квинт Эмилий помнил, как император жаловался, что во время последней травли зверей выпускали слишком медленно. А потому префект претория велел удвоить число тех, кто этим занимался.
– Вот они, сиятельный! – объявил префект, указывая на дверь, откуда вышла львица.
– Подать мне лук! – вскричал Коммод, охваченный волнением. – Я перебью их всех!
Префект обратился к одному из своих преторианцев:
– Императорский лук! Живо!
Солдат вручил ему лук. Квинт Эмилий с озабоченным видом передал его императору. Он до последнего надеялся, что повелитель забыл о своем луке.