Внезапно Пертинакс замолк и поднял глаза на summa cavea. То же самое сделал Клавдий Помпеян, найдя точные слова для мыслей, роившихся в голове у друга:
– Разве что император будет стрелять по самому верху, по скамьям, которые ближе всего к небу. Но там… сидят наши женщины.
– Наши женщины, – эхом отозвался Пертинакс, как судья, выносящий приговор.
На стенах, рассекающих арену амфитеатра Флавиев, Рим
– Сюда, сиятельный! – воскликнул Квинт Эмилий, указывая на тигра, приблизившегося к тому месту, где стоял император.
Коммод быстро повернулся и выпустил стрелу. Отличный выстрел, прямо в голову зверю. Тот издал дикий рев, собравшиеся громко заорали. Император посмотрел на трибуны:
– Квинт, они не заполнены. – Префект молча стерпел упрек и уже начал обливаться потом, но тут Коммод улыбнулся. – Спокойствие. Если есть свободные места, это означает, что ты хорошо выполнил работу, распустив слухи о моем сегодняшнем выступлении. – Квинт Эмилий облегченно вздохнул. Император продолжил: – Они боятся, что я начну стрелять по ним. Боязнь взяла верх над любопытством. Запомни, Квинт, страх неизменно побеждает все остальное.
Префект претория кивнул, наморщив лоб. Это угроза, обращенная к нему? Он не мог сказать наверняка.
Пятый ярус амфитеатра Флавиев, Рим
– Мама, а это правда? То, что говорят люди? – спросил малыш Бассиан.
– А что они говорят?
Мальчик повернулся к матери. Его брат Гета по-прежнему смотрел на арену.
– Все говорят, что император может выпустить стрелы по тем, кто пришел сюда. Люди только об этом и толкуют, хотя и шепотом.
Юлия Домна помедлила, прежде чем ответить:
– Император почитает себя новым Геркулесом. Как известно, Геркулес совершил немало подвигов по просьбе богов. Ты помнишь, сколько их было, сынок?
– Двенадцать, мама.
– Отлично. А какие именно?
– Он убил Немейского льва, одолел Лернейскую гидру, поймал Керинейскую лань. – Бассиан говорил быстро и уверенно. – Потом схватил Эриманфского вепря, очистил Авгиевы конюшни, перестрелял Стимфалийских птиц, укротил Критского быка, добыл коней Диомеда, заполучил пояс Ипполиты, пригнал коров Гериона, завладел яблоками Гесперид, и наконец, пленил Цербера, которого вывел из подземного царства.
– Отлично, – улыбнулась Юлия, чье сердце наполнилось гордостью; взгляд ее, однако, был прикован к Коммоду, стоявшему внизу. – Сегодня император хочет повторить шестой подвиг.
Бассиан поджал губы, вновь вспоминая перечень Геракловых деяний, теперь уже про себя.
– Перестрелять убийственных, ядовитых Стимфалийских птиц! – торжествующе воскликнул он. – Вот шестой подвиг.
– Именно так, – подтвердила его мать.
Мальчик посмотрел вверх:
– Но в небе нет птиц. Никаких.
Он был прав. Чайки слетались к громадному холму возле речного порта, составленному из отбросов – Горе Черепков. Над амфитеатром Флавиев не виднелось ни одной цели для стрельбы.
– Птицы, сынок, – это мы, – ответила Юлия, холодно и спокойно, отчего удивился даже малыш. – Не знаю только, осмелится ли император… на такое.
На стенах, рассекающих арену амфитеатра Флавиев, Рим
Император подстрелил еще двух зверей, на этот раз попав им в бок, и с удовольствием наблюдал, как они корчатся от боли. Испанского медведя он приберег напоследок: высочайшая прихоть, которой должна была завершиться травля.
– Квинт, список у тебя? – осведомился Коммод.
– Да, сиятельный.
– Прекрасно. Кто стоит первым?
– Список, – сказал префект претория и повернулся к центуриону, стоявшему у него за спиной.
Тот держал в руке свернутый папирус, который Квинт сам передал ему. Несколькими месяцами ранее, когда случился пожар, этот центурион начальствовал над стражниками у Тройных ворот. Его подчиненные следили за тем, что делали знатные римляне в ту злосчастную ночь.
– Я жду, Квинт, а тебе известно, что я не люблю ждать.
Префект претория быстро развернул свиток и прочел про себя первое имя из списка подозреваемых в измене. Не мужское, а женское. Он провел тыльной стороной левой руки по подбородку, на котором выступили капли пота.
– Сиятельный… возможно, это не лучшая мысль, – выдавил он, не осмеливаясь произнести имя, стоявшее в начале списка.
– Я не спрашивал твоего мнения, – отрезал Коммод.