– Сюда, хозяин, – сказал один из рабов, останавливаясь перед высокой и широкой дверью дома Северов.
Гален кивнул, и раб решительно постучал по ней два раза. Вскоре тяжелая деревянная дверь приоткрылась. Гален назвал себя и немедленно был впущен – но без рабов, по обычаю оставшихся снаружи.
Каллидий, атриенсий Северов, провел врача во внутренний двор.
– Госпожа сейчас явится, – сказал он.
Гален встал у края имплювия. Дно бассейна было одной гигантской мозаикой, призванной напоминать о море: рыбы, сирены, лодки ярких цветов… Стены были расписаны охотничьими сценами. Повсюду блеск и чистота. Хозяйка дома знала, как поддерживать порядок, несмотря на долгое отсутствие мужа. Гален пару раз кивнул, как будто вел беседу сам с собой. Он любил порядок, считая его основой всего.
– Спасибо за то, что пришел.
Слегка вздрогнув, врач обернулся. Перед ним стояла тонкая женщина: прекрасное круглое лицо, пухлые губы, более смуглая, чем у коренных римлян, кожа. Юлия Домна. Заморская красавица. Будущий наместник Паннонии взял в жены прямо-таки ослепительную девушку. Если есть возможность выбирать, почему бы не остановиться на лучшем из того, что есть?
– Я любовался росписями, а госпожа ходит очень тихо, – ответил Гален и низко поклонился.
В этом не было ни грана раболепия – лишь почтение к хозяйке благоустроенного дома.
– Их выполнили по велению мужа. Как всякому порядочному военному, ему нравятся сцены охоты, – любезно отозвалась Юлия.
Ее слова звучали упоительно. Гален давно не слышал такого сладостного женского голоса. А может, дело было в ее стройном стане и прекрасном лице? Или во всем этом, вместе взятом?
– Могу ли я видеть больного? – осведомился он, почти опасаясь, что Юлия прочитает в его взгляде восхищение ее красотой и сочтет это дерзостью.
По другому концу атриума с криками пробежали двое детей: один гонялся за другим. Это не очень понравилось старому лекарю: выходит, хозяйка дома не умеет обуздать своих отпрысков. Порядок в этом доме, как видно, не был совершенным.
– Эти сорванцы – мои сыновья, Бассиан и Гета, – объяснила Юлия.
– Похоже, они вовсе не больны, – заметил Гален. – Есть еще один ребенок, которому требуется мое внимание?
– Ты прав, они не больны. Но больше никаких детей у меня нет.
Гален нахмурился:
– Выходит, произошло недоразумение. В послании, полученном мной, недвусмысленно говорится о больном ребенке…
Пока она говорил, Юлия оглядела атриум, убедилась, что в нем больше никого нет, и медленно приблизилась к греку.
– Я солгала, – шепотом сказала она.
Гален заморгал. Первое впечатление от дома, где, казалось, царил порядок, было превосходным. Но эти бегающие и орущие, подобно варварам, дети… Это признание во лжи – при том что Юлия явно не испытывала чувства вины… Галену больше не хотелось оставаться в этом доме ни секунды. Его самолюбие было уязвлено. Столько неотложных дел, а он…
– Я был врачом двух императоров и не привык к тому, что меня заставляют терять время. Разрешите…
Отвесив поклон, куда менее глубокий, чем в начале, он сделал шаг к выходу. И удивился, когда Юлия схватила его за локоть. Ее ладонь была гладкой и мягкой.
– Мои сыновья здоровы, но подвергаются величайшей опасности, – пояснила она. – И мне нужна помощь знаменитого Галена.
Врач остановился. В других обстоятельствах, наедине с другим человеком, он вырвал бы локоть. Но это ощущение – прикосновение нежных пальцев Юлии, которой было двадцать два, самое большее двадцать три года, к его коже, задубевшей от возраста, ветра и солнца, после стольких знойных дней, проведенных в десятках городов империи, – это ощущение было таким приятным…
– Если нет больных, не вижу, чем я могу быть полезен, – ответил он, невольно сдержав раздражение.
Прикосновение женской руки убаюкивало лучше самого крепкого опиума.
– Мне нужно, чтобы великий Гален кое-что сделал для меня.
Уверившись, что врач не направится к двери, Юлия убрала руку.
Гален секунду-другую смотрел на свой локоть, туда, где его касались пальцы жены наместника Верхней Паннонии.