– О-о-о-о! – полетели изумленные возгласы со многих кресел.
Но не со всех. Юлиан не издал ни звука. Оба Сульпициана, Дион Кассий и их друзья также хранили молчание.
– Прошу вас, прошу вас, – продолжил Пертинакс. – Еще раз хочу поблагодарить всех. Но сейчас не время для таких отличий. Люди могут подумать, будто моя главная забота – закрепить власть за своим семейством, а не решать неотложные вопросы, волнующие римлян. Следует пополнить казну, опустошенную Коммодом, восстановить спокойствие на северных и восточных рубежах, покончить со мздоимством, омрачившим последние годы царствования сына Марка Аврелия. Вот о чем все мы должны думать в первую очередь. И я обязан подать пример.
Раздались рукоплескания.
Кое-кто встал, в том числе Сульпициан, поддерживаемый Титом, и Дион Кассий. Юлиан понял, что он один сидит неподвижно, и захлопал, оставаясь при этом в кресле, с жаром, скрывавшим глубокое неодобрение. Все, что он услышал, ему не понравилось, но этого не следовало обнаруживать перед другими. Еще рано, думал он. Аквилий, глава фрументариев, поставлявший ему сведения, сообщил кое-что новое: Пертинакс подобен зрелому плоду, надо лишь немного потерпеть. Юлиан ждал столько времени – что значили для него несколько лишних месяцев?
– Благодарю вас, patres conscripti, благодарю вас, друзья, – рассыпался в благодарностях Пертинакс. – Благодарю снова и снова. А теперь перейду к тому, ради чего я собрал вас здесь. У меня есть три предложения. Первое: не присваивать титул августа моей супруге и титул цезаря моему сыну. Второе, намного более важное: дать мне право распоряжаться дворцовыми рабами и предметами роскоши, оставшимися от Коммода, включая его повозки и дорожную поклажу. Продав их, я смогу пополнить оскудевшую казну. И наконец, третье. Незадолго до смерти Коммод отправил на север золото, предназначенное для варварских племен, чтобы те не тревожили наши границы. Предлагаю вернуть его в Рим и пустить на уплату жалованья войску и преторианцам. – Он приподнялся с курульного кресла. – Ведь нападениям варваров должны противостоять наши легионы, а не наши сестерции. Железо против железа. Именно так мы обрели нашу силу, именно так мы сохраним ее в будущем.
Конец его речи заглушили громовые рукоплескания.
Император сел.
Все три предложения были приняты единогласно. Даже Юлиан вставал во время каждого голосования, показывая, что одобряет сказанное Пертинаксом. Его беспокоила только обещанная продажа дворцовых рабов – кое-кто из них сообщал ценные сведения Аквилию. Это означало, что он будет знать куда меньше о происходящем внутри дворца. Впрочем, Юлиан был уверен, что Аквилий не замедлит подкупить новых рабов и вольноотпущенников.
Заседание окончилось. Сенаторы окружили Пертинакса, поздравляя его, пожимая ему руку в знак дружеского расположения. До чего же хорошо, когда император – не источник страха и ужаса, а мудрый и заботливый правитель! Сульпициан с Дионом Кассием поджидали его у выхода.
– Спасибо вам за поддержку, – сказал Пертинакс. – Я сказал это, обращаясь ко всем, но вы оба прекрасно знаете, что я имел в виду прежде всего вас, друзья мои.
– Твое бремя тяжело, сиятельный, – ответил Сульпициан любезно, но при этом довольно холодно, используя официальный титул, которым наделялся princeps senatus и император. – Знай, что ты не один, это главное. Однако… – Глаза его блестели. Он огляделся. В зале не было никого, кроме Квинта Эмилия, стоявшего в нескольких шагах от них. Сульпициан придвинулся ближе. – Ты уже подумал о том, как заручиться поддержкой Клодия Альбина в Британии, Септимия Севера в Паннонии и Песценния Нигера в Сирии? Трех самых могущественных наместников, тех, у кого больше всех легионов?
– О да, конечно! Я предложил их родне высокие должности в Риме. У наместников не было возражений. Полагаю, это говорит о том, что они признают мою власть.
– Хороший знак. Очень хороший, – согласился Сульпициан, испустив вздох облегчения. – Мы не можем позволить себе гражданскую войну.