Сбегать я не собиралась. Незачем, да и некуда. Я нещадно тёрла ноющие виски, кривясь от дасады. Мне не хотелось верить, что Лимер, мой Лимер, оказывается чужой. Конечно, начало наших отношений было лишено романтики. Да, и здравого смысла до того момента, пока я сама не призналась Лиму в своей приязни… Я вытерла злые слёзы. Неужели всё было ложью? С этим человеком я долгие месяцы делила кров и пищу. Я доверяла ему. Большую часть времени. В остальное время я просто ему верила. Без доказательств и уверений. Пытаясь вспомнить нас в прошлом, я ощущала вину, за то, что у меня не получалось. А Лим всё это время меня не торопил и ни разу не выказал недовольства по этому поводу. Я таяла в его обьятиях, воспринимала нашу близость как нечто абсолютно закономерное и незыблемое. Свою любовь я приняла как неоспоримое доказательство нашего единства в прошлом. И ведь не сомневалась. С того момента, когда он назвал меня женой, в затхлой комнате лазарета. Даже когда узнала о море. Злилась, обижалась, говорила о ненависти, но продолжала верить.
Дрогнувшими пальцами я провела по выступающим штрихам шрамов и сглотнула вязкую слюну. Не могу, не хочу, не стану верить. В его обьятиях я умирала и возрождалась. Его руки стали родными. Его голос стал необходим. Он стал тем мужчиной, которому я согласилась подчиниться, признала его авторитет и превосходство. И не важно, что было позади. Важно будущее. Я не позволю другим, пусть родным, но таким далёким сейчас людям решать мою судьбу.
33
Я тщательно разгладила несуществующие складки на одежде оставленной мне Доком. Заплела волосы в тугую косу. Обула сапоги. Всё же без ножей, спиц и кастетов я ощущала себя голой. Даже учитывая, что я ими почти не пользовалась. Просто для меня, существа заведомо слабее окружающих, присутствие оружия всегда действовало успокаивающе. Я не оставляла надежды выпросить что-нибудь у брата. Правда, всё ещё совершенно неясна его позиция касательно прав моего супруга. Вадим ясно дал понять, что считает меня своей и моё мнение относительно этого факта его не интересует. Забавно, в такой же ситуации, Лимеру бы я это позволила.
Размышляя, я совершенно расслабилась и подпустила вошедшего к себе вплотную. Даже не успела вскрикнуть, как оказалась прижата лицом к стене. Сердце совершило судорожный кульбит и забилось в бешенном ритме. Я внутренне сжалась в пружину.
— Я не буду просить прощения за то, что взял. Ты моя! — Дикий огладил мои бока и уткнулся носом в шею за ухом. — Чем он тебя купил? Скажи… Что у него есть, чего нет у меня?
Глухо застонав, прогибаясь в спине, я закинула руки наверх, заводя их за голову. Вадим скользнул ладонями по моей груди и сдавил до боли, впившись в плоть пальцами.
— Шлюха…
Оскалившись, я вцепилась обломанными ногтями в его лицо. Не примеряясь, но насколько могла сжала и резко дёрнула на себя. Он взвыл, отступая, и я метнулась к двери. Почти выскочила, когда Дикий схватил меня за косу и резко рванул к себе. Я не удержалась и завалилась на спину, приложившись головой о пол. Он сел на меня, зажимая коленями руки вдоль тела. От удара в ушах шумело, попытавшись открыть глаза, я глухо застонала и оставила эту затею — окружающее пространство опасно крутнулось. Вадим тяжело дышал. Мне не пришлось играть в сломанную куклу — я не могла пошевелиться.
— Дозорные сообщили, что ты ходила с ним в рейды. Добровольно. Он травил тебя морой. Это было обьяснением твоей одержимости им и потери памяти. Но сейчас? Какого чёрта ты о нём бредишь?
Я сжала зубы и прикусила щеку изнутри, но предательские слёзы всё же проложили дорожки из под век к вискам. Он обхватил мой подбородок и крепко сдавил, приблизившись и обдавая жарким дыханием.
— Мы вернёмся домой. Я уверен, что смогу тебя вылечить. Я своё не отдаю.
Я распахнула глаза и неожиданно для Вадима плюнула в его лицо кровью из прокушенной щеки. Он ошеломленно застыл и я с удовлетворением отчеканила:
— Никогда я не буду твоей по собственной воле. А Лиму не нужно было брать силой, то что я сама ему давала. С радостью.
— Плевать! — рявкнул он, кусая меня за губу, и насладившись моими бесполезными корчами отодвинулся. — Если не захочешь сама, добавлю моры!
— Не поможет! У меня имунитет!
— Значит будешь привыкать быть довольной мною! Другого я не допущу! А про Лима ты забудешь, — последнее он буквально прошипел, разрывая тунику и лениво, словно нехотя, до боли стискивая напрягшуюся грудь. — Ты будешь помнить меня.