Выбрать главу

- Садись же! Кофе остывает.

Я опустился на стул, женщина улыбнулась, и я понял, что сел на то самое место, где вот уже несколько лет постоянно сидело мое тело. А кофе эти годы готовила и подавала эта молодая самка, женщина по имени Лена. Моя недавняя жена, которая сейчас ведет более эмансипированный образ жизни. Это для нее я брился на ночь.

Кухня расширена за счет одной из комнат, а попросту - убрана перегородка, на том конце этой кухни-гостиной диваны и непременная "стенка", пара кресел, работающий телевизор, на экране которого быстро сменяются новости шоу-бизнеса. Лена смотрит неотрывно, глаза блестят, переживает за скандалы и разводы своих кумиров, а я медленно разделывал ножом и вилкой яичницу. Вообще-то с яичницей, как и везде, где можно обойтись без ножа, надо обходиться без ножа, но мой разумоноситель предпочитал не терять манер даже дома на кухне, чтобы "не расслабляться", и я старался вести себя как он в точности.

Мелькнула мысль, почему это во мне заложены знания и такие, как надо... к примеру, что яичницу без ножа, и почему мой разумоноситель держался иначе, но, прерывая ход мыслей, эта особь вдруг заявила:

- Перестать двигать этими складками на лбу! Ну, подняла раньше, чем обычно. Но я хочу успеть на утреннюю электричку. Зато кофе сварила покрепче. Сейчас проснешься!

Я пробормотал нечто, что можно было понять как благодарность, согласие и даже извинение, и это существо улыбнулось мне, показав белые хищные зубы, спереди резательные, дальше по два могучих клыка сильного плотоядного хищника.

- Я тебе даже про запас смолола! А то по лени начнешь глушить растворимый, а у тебя от него сердце.

- Ага, сердце, - повторил я тупо.

- Не то ноет, не то дергается, - пояснила она, - хоть ты и скрывал! Я же знаю.

- Нет-нет, - проговорил я вынужденно, ибо отвечать что-то надо, горло перехватил страх, что вдруг да перестану говорить на языке аборигенов, но слова протиснулась хоть и хриплые, но внятные. - Пусть молотый.

Если бы она не была занята своими мыслями, то могла бы заметить, что я не совсем тот, с кем она живет, но ее взгляд как локатор шарил взглядом поверх моей головы, даже смотрел сквозь меня, наконец она заявила решительно:

- Вроде бы ничего не забыла... Вчера все собрала! Пора сажать, пора. Верно?

- Кого сажать? - пробормотал я.

Она вытаращила глаза, брови изумленно вскинула. Я сразу ощутил себя над пропастью, но ее лицо расплылось в улыбке, показались белые острые зубки среднего хищника, и я с облегчением понял, что эта особь только изобразила удивление:

- Вот ты всегда так!

- Да? - спросил я.

Она расхохоталась:

- Всегда одно и то же!.. Подумай. Может быть, поедешь?

Я порылся в памяти своего разумоносителяЁ человека или как его там, словом - меняносителя, отыскивая картинки как он себя вел, что говорил. Плечи мои передернулисьЁ из гортани автоматически пошли слова:

- НуЁ ты же знаешь... По мне бы вовсе дачи не было! Я не огородник. По мне лучший отдых на природе - это полежать на диване с книжкой.

Она отмахнулась с пренебрежением. Все людиЁ молЁ кто не ездит на природуЁ ущербные придурки. Дышат дымомЁ выхлопными газамиЁ потребляют экологически нечистую пищуЁ ничего не видят кроме четырех стенЁ портят глаза перед телевизором, а теперь еще и перед компом...

Это я знал, но теперь, в отличие от разумоносителя, был с этим вполне согласен. Однако сейчас не до маленьких туземных радостей. Надо понять, зачем я здесь, что от меня требуется. А дача, это такой крохотный домик с клочком земли далеко за городом, черт с нею. Я и раньше, когда мы еще были в браке, без всякой охоты принял этот подарок от родителей. Гораздо тревожнее то, что я не знаю, сколько мне отпущено времени!

Прихлебывая кофе, исподлобья оглядывал комнату. Все в приглушенных тонах, Лена предпочитает такой стиль, только на том конце комнаты ярко светится прямоугольник телеэкрана. Сейчас в нем скачут всадники на конях с перьями на конских и своих головах, мелькают озверелые лица, лязг металла, крики, дикое ржание, одни озверелые бородачи рубят и протыкают других озверелых бородачей, в пыль падают раненые, кровь брызжет алыми струйками, страшное зарево пожара, младенцев протыкают копьями и бросают в горящие дома...

Лена, прихлебывая кофе, одним глазом косила на экран. Поморщилась, когда крупным планом заточенный наконечник копья со следами ударов молотка с хрустом вошел в живот девчушки лет пяти. Девчушка закричала, ухватилась обеими ручонками за древко. Всадник с натугой поднял обеими руками копье, лицо побагровело, а жилы на шее вздулись. Но держать истекающего ребенка на копье прямо над головой было намного легче, и он, переведя дух, закричал красивым мужественным голосом о падении тирании злобного узурпатора, вот его последний ребенок, сорная трава вырвана с корнем...

- Рабство, гладиаторы, - произнесла она с сомнением, - странные обычаи Рима... Не знаю, хотела бы я там очутиться даже императрицей! А вот среди древних греков... Эллада, аргонавты, Троянская война, культ красивых женщин...

Глаза ее мечтательно затуманились. Я смолчал. Вряд ли из-за нее разгорелась бы война с Троей. У моего разумоносителя красивая жена, но в древности были другие каноны красоты. Елена Прекрасная - по нашим меркам всего лишь коротконогая толстушка. Даже если сравнивать наших женщин со статуей Афродиты, то у наших и грудь повыше, и бедра пошире, а талия напротив, тоньше...

А что, мелькнула неожиданная мысль, если бы меня посадили в тело древнего римлянина? Или грека, египтянина, ассирийца, хетта? Мчался бы я на боевой колеснице, бросая дротики, возлежал бы в роскошной бане, окруженный рабынями и евнухами... Гм, но я мог бы оказаться и среди приговоренных к казни, а тогда они случались чаще, чем здесь продают мороженое, меня могли бы четвертовать, вешать, распять на кресте...

Плечи передернулись, я ощутил недобрый холодок. В самом деле, я мог бы оказаться и там. Но с другой стороны, можно бы меня перебросить и в века, которые придут. Я мог бы очутиться колонистом на Марсе, на планетах Сириуса, ловцом астероидов в соседней галактике!