Двое из сотрудников редакции плюнули и уволились, со скандалом вытребовав свои трудовые книжки. Господин Мордвинов подрядил на полставки какого-то пьяницу из крупного издательства, который не глядя подмахивал любой материал и убегал в обнимку с бутылкой на основную работу.
Машенька крепче стискивала зубы. Она еще не отдавала себе отчета в том, что первопричиной ее терпения стало не столько желание заработать стаж для журфака, сколько черные кудри и мечтательные серые глаза Гения.
И вдруг вскоре после Нового года явился загадочный посетитель, после чего с господином Мордвиновым стало твориться что-то уж совсем из ряда вон выходящее.
Вошедший был невысок, толстоват, небрит и несколько неопрятен. Машенька с удивлением оглядела его кургузую фигуру в мятой несвежей курточке и мешковатых штанах и задала полагающийся официальный вопрос, назначен ли ему прием.
Гость широко улыбнулся, показав щербатые прокуренные зубы:
— А ты поди скажи, что тут от Вениамина Лукьяновича пришли.
— Как ваше имя-отчество? — нахмурившись, неприязненно спросила Машенька и занесла изящную капельную ручку над блокнотом.
— Мое-то? Степан. Ты, главное, скажи: от Вениамина Лукьяновича я.
— Меня зовут Мария Сергеевна, — холодно заметила Машенька и встала из-за стола. — Подождите здесь.
— Подожду, цыпочка, а как же, — ухмыльнулся отвратительный Степан. — За тем и пришел.
— Я вам не цыпочка! — вспыхнула девушка.
Она сегодня осталась в редакции одна, и подтвердить ее полномочия и авторитет было некому, равно как и защитить девичью честь.
— Молчу, молчу, — гость издевательски осклабился и поднял руки над головой.
Машенька вздернула нос и направилась к апартаментам шефа, располагавшимся в другом конце длинного коридора.
— Алексей Петрович, тут к вам некий гражданин по имени Степан, — сухо сказала она, войдя в кабинет. — Он говорит, что пришел от Вениамина Лукьяновича.
Мордвинов подскочил в кресле и выпучил глаза:
— От кого?!
— От Вениамина Лукьяновича, — повторила Машенька.
Ей показалось, что шефа сейчас хватит удар. Алексей Петрович побагровел, полиловел, пробормотал себе под нос нечто невнятное, но явно нецензурное и пулей вылетел из кабинета, не обращая на девушку никакого внимания.
Она выбежала следом.
Мордвинов пронесся по коридору, ворвался в редакционную комнату, захлопнул за собой дверь, и до Машеньки донесся его крик:
— Пусть Калиновский катится ко всем чертям! Я его сам могу прижать в любой момент, когда захочу!
Степан ответил невнятным бурчанием, а затем тоже повысил голос:
— Не советую ссориться с Вениамином Лукьяновичем, он ведь может и покруче меня ребят прислать.
«Мафиози проклятые!» — в сердцах подумала девушка. Ей что теперь, в коридоре торчать? Между прочим, она еще не перекусила, а у нее там чайник закипает.
В этот момент дверь распахнулась настежь. Машенькины синие глаза распахнулись не менее широко при взгляде на шефа. Таким она его еще ни разу не видела.
Господин Мордвинов, владелец и главный редактор газеты, преуспевающий бизнесмен, предстал перед ней без пиджака и без галстука, в расстегнутой чуть ли не до пупа рубашке, выбившейся из брюк. Обеими руками он держал за шиворот посланца от некоего Вениамина Лукьяновича и, ловко поддавая ему коленом пониже спины, волок к выходу. Степан не сопротивлялся, только верещал, что Вениамин Лукьянович этого не простит и заставит Алексея Петровича сильно пожалеть о своей несговорчивости.
Странный тандем неровным галопом проследовал к двери. Распахнув ее, господин Мордвинов выкинул гостя в коридор, словно мешок с картошкой, и с грохотом захлопнул дверь. Брезгливо отряхивая руки, он направился в свой кабинет, опять-таки не обратив ни малейшего внимания на потрясенную Машеньку.
— Юль, дай-ка еще пивка, — донесся до нас из угла голос Гения.
— Как там у тебя? — спросила Юля, подходя к нему.
— Никак. — Гений угрюмо уставился на экран, запустив обе руки в свои густые черные кудри. — Не поддается, собака!
Я тоже подошла взглянуть. На голубом экране светилась россыпь непонятных крючочков, скобочек и звездочек, словно монитор облепила стая белых мух.
— Ну, ты хоть вошел, — заметила Юля, отдавая Гению банку с пивом. — Я и этого не сумела.