Лариса отвернулась к окну, не отвечая вынужденному собеседнику. Автобус тронулся. Через некоторое время дочь стала капризничать: проголодалась. Мать дала ребенку заранее приготовленный бутерброд и немного сока. Через какое-то время девочку снова вырвало.
– Ну что ж ты за горе такое, – Лариса дала дочери воды.
– Мама, этот дядя на нас так странно смотрит! – шепнула Мелисса матери по-турецки, кивая на чернобрового попутчика.
– Простите, я смотрел на вас: вы так мило заботитесь о малышке, мне тепло на душе стало. Вот, смотрите, у меня тоже две дочки, – мужчина протянул свой телефон с фотографией двух маленьких девочек.
– Машааллах80!
– А вы к кому едете?
– К супругу.
– Хмм, тяжело, наверное, одной. А я к брату: он в суде разговорился и обвинил страну в отсутствии правосудия. Срок – три года. Полтора отсидел. А твоего за что?
Лариса ничего не успела ответить: автобус остановился. Кому-то стало плохо из-за приступа эпилепсии.
– Покиньте автобус, разойдитесь! Не видите что ли, плохо человеку, – кричала женщина в проходе.
После незапланированной остановки Лариса, войдя снова в автобус, заняла другое место. Недавний разговорчивый попутчик тщетно искал её глазами. И хорошо: женщину тошнило от его назойливости больше, чем от проведенного в пути времени и мешочков с рвотной массой.
Приехали в тюрьму. Лариса быстрым шагом направилась к входу, показала документы, как и требовалось: заграничный паспорт. Гражданство Турции она пока не получила. Давно бы пройти эту унизительную процедуру, да всё времени подходящего нет: то «Мелисса совсем крошка, и оставить её не на кого», то Бурак не в настроении заниматься сбором документов и беготней. Даже российское гражданство ребенку Лариса оформляла сама: добившись разрешения от мужа, ездила с трехмесячной дочкой в самое сердце Стамбула – Российское Консульство. Бурак не смог отпроситься с работы, и Ларису с дочерью сопровождал друг её супруга – Мустафа. Он остался ждать за воротами, пока женщина решала свои дела. Мелисса, как и любой трехмесячный ребенок, хныкала. Очередь недовольно посматривала на мамашу с крохой. И тут один из помощников консула, что принимал по списку граждан и сопровождал их в кабинет, рявкнул:
– Что, не могли ребенка с кем-нибудь оставить что ли?
– Прошу прощения. Не с кем.
– Так вы знали, за кого замуж выходили-то. За русских идти надо, глядишь, помощь бы была.
Лариса ничего не ответила. Через несколько минут женщину с малышкой пропустили без очереди. Консул огромными голубыми глазами, с сожалением осмотрев измученную плачем ребенка гражданку, быстро принял документы и отправил мать с дочерью домой.
Вспомнив всё это, Лариса жалела, что не занялась оформлением турецкого гражданства вовремя. Сейчас, когда муж в тюрьме, добиться заветной розовой ламинированной карточки, с красным флагом и месяцем со звездой и размером с ладонь – недосягаемая мечта.
– А кимлик81 есть у вас?
– Нет.
– Как же вы пройти собираетесь? – спросил молоденький охранник. – У нас иностранцев не пропускают. На территорию-то я вас пропущу, а как дальше – это вам со следователем решать. Там подскажут, идите.
Лариса прошла на территорию тюрьмы, куда, предъявив документы, въезжали машины. Она поняла, что это только лишь «приемная». Здесь располагалась стоянка, где посетители могли оставить свои автомобили, сюда же могли приехать и такси. Здесь проложили асфальтированные дорожки с кирпичными бордюрами. Здесь же высадили скромные саженцы деревьев и цветы. Слева находилось помещение похожее на общественную столовую. Там осужденные под строгим надзором пекли или готовили что-то, а затем продавали. Можно было выпить турецкого крепкого чая из огромного самовара. Его наливали в картонные стаканчики, оттого вкус портился и отдавал чем-то химическим. Справа от столовой – два входа в одно и то же здание. Одна дверь предназначалась для посетителей осужденных, которые заключены в тюрьму закрытого типа, другая – открытого. Лариса с ребенком вошла в затхлое помещение.
Толпа ожидающих своей очереди издавала разные звуки и источала терпкие запахи: казалось, вся Турция собралась здесь разом. Тут томились и курды, – темноволосые и черноглазые мужчины, их Лариса ловко могла отличить от турок, к тому же, она слышала их речи на курдском языке. Тут переминались с ноги на ногу и турецкие тетушки в шароварах с большими котомками: везли хлебные лепешки и чистую одежду своим горемычным мужьям и сыновьям. Тут от нетерпения сжимали пухлые губки размалеванные девицы, чьи возлюбленные попали в столь непривлекательное место по своей идиотской инициативе – избили и ограбили кого-то, а молодых зазноб заставили клясться на Коране, что те будут их дожидаться. Здесь нервными окриками дергали своих детей и молодые мамаши, такие же, как Лариса, с потухшим от полного отчаяния и безысходности глазами, но еще моложавой фигурой и упругими формами.