Я тебя ревную очень. Очень сильно, Й мой краткий.
Имя скажешь? За могилой. Только сети, сети кладки
Дома красного, а то есть, дом кирпичный все мы строим,
Из фундамента - младенцы убиенные, поспорим?
И уже за мною с вами тут приходят черти злые,
То, когда нарисовали - привиденья расписные,
Нет меня на месте с вами, нету и чертей под Пасху,
Строим дом, младенцы злые рисовали эту краску.
Нет меня, а двойники-мол ходят, к смерти величаясь.
И к тебе, мой друг, приходят двойники, себе являясь.
Это Ирка, это Женя, это милые другие.
И от спеси их невольной больно мне, и снова - Лия
И Россия-Лорелея, и Жена видна под Пасху.
И любовник милый умер, и лежит его указка.
Вот, небитых очень мало остается на Руси.
Это сказка, росска сказка, все что хочешь попроси.
Стрекоза в раю
На Антаресе был Рай,
Только ты не умирай!
Вот и Бог, и ад и рай,
Ты, что хочешь, выбирай:
Эта жизнь была бы раем,
Но сегодня умираем,
В эти змейкины глаза
Смотрит нынче стрекоза.
Отражается сегодня,
Словно в шаре новогоднем,
И в фасетках - змейка всё.
Вот хорошее - еще.
Мы в раю совсем свои,
Сладко свищут соловьи.
Прыгай, брат, сегодня за
Борт, в стрекозьи-то глаза,
За меня и за него,
Если есть и у кого
Есть сегодня жизнь ещё.
И в фасетка - змейка всё.
Выбрать - жизнь, ан-нету слов.
На Антаресе у нас
Живы все? И не от снов
Выбираем в этот раз.
Хошь, чего-нибудь приснится?
Выбираю этот сон.
Пусть стрекозы, а не птицы,
Пусть пивка один флакон.
Я не знаю, слов-то нету -
Разом кончились слова.
На Антаресе комета
Прям размером со слона.
Солнце, лето, Лорелея -
Мне аукнет Мандельштам.
Позовите брадобрея
Бороды рубить купцам.
Петр, Петр, рая ль нету?
Что ты? Не провыбирай.
На Антарес ходу нету,
На Антаресе был рай.
Ваш Ленин кудряв был и златоволос,
А раньше кудряв был Младенец Христос.
А вы говорите, что Сталин был с вами?
Пусть Марксово пышет красное знамя
На улице; пусть губы бледнеют, трясутся.
С молитвой? Не надо Христа Иисуса?
Смотри, перетопят нас всех как котят.
И знамя трепещет, и очи глядят.
Смотри в эти черные страшные очи -
В них правда, и люди как гуси гогочут.
Пусть марксово реет красное знамя.
Те, кто с ними - все, кто не с нами.
Идите на улицы, пусть революцией
Отнимутся деньги у буржуа.
И шлюхи пусть выйдут, устав от поллюций,
И снова воскликнем: "Ура!" Не ура.
Не дура ль я? Снова с молитвой Младенцу
Иду и Жене я Святой помолюсь.
Венками повиты кровавые ленты,
Вставай, большегрудая римская Русь.
Мне сорок девять лет, и я живу одна.
И в этой жизни я уже дошла до дна.
Когда придет конец, то, хоть и не в раю,
На Страшном я суде пред Богом воспою.
Запой-ка, ангел, песнь, песнь нову пой, гусляр.
И Божии уста откроет Вечный Царь
И скажет: Что тебе, душа, на суд влекома?
Ты мне, поэт, скажи - со счастьем ты знакома?
Нет денег у меня купить себе пальто,
И зиму проводить - черт знает, не на что,
И скажет Судия: "Душа, на суд влекома,
Ты мне, поэт, скажи: со счастием знакома
Была ль твоя душа? Покой и воли нет,
Иди, Пантелеймон пролил свой чудный свет,
Я исцелил тебя, а родину твою
Спасу, и будешь жить, как ангел, ты в раю".
Твой мир стихов горбат, натружена спина,
Когда умрешь, поэт, тебе ли не до сна?
И я живу одна, и ангел надо мной,
И снова я стою под желтою луной.
Как желтая луна, стихи мои звучат.
Как бубен с бубенцом, стихи мои кричат
О том, что рая нет и жизнь - не вечный пир.
Приди же, ангел мой, и свергни мой кумир.
Кумирня? И елей? И свечи ввечеру,
Когда я не умру? Когда, скажи, умру?
И мир - кумир, и долг. Идет бессменный полк,
И долог путь в ночи, и долог путь, как долг.
Из Фета. Гроза.
Громокипящею струей ревет гроза, и все застыло
Перед грозой, и нет могилы,
Раз видно Гебу предо мной.
И рвутся ветром дерева, и ночь, и пыль взметает ветер,
И, кроме ветра, нет на свете
Уж ничего во мгле ночной.
Громокипящею струей на майский холод льет погода,
И лета ждать уже три года,
И слышен шум и плеск речной.
Когда крушение гроза мне предвещает этой жизни,
То я замолвлю об отчизне
В молитве слово пред Тобой.
***
Это - музы лопотанье,
Это - ветра трепетанье,
Это - "мучаясь в хвощах"...
Это - Рыба-Кит, и диво
От больных пернатых лива.
Это - песнь об овощах.
Мне явился мой художник.
И поставил он треножник.
Это - жертва. Заберите
Жертву. Исаак, возможно, ждет.
И, за Бродского толкаясь,
В Слово Божье упираясь,
Книжный червь тоску грызет.
Книги. Вот моя усталость.
Сколько книг читать осталось -
Даже не пересказать.
Двину пальцем, вижу горы.
И идут опять Егоры,
Вижу мертвеца опять.
От-любезный старикашка,
Звали Ольгой, вышла - Машкой.
Это - слово, имя, пять.
Пальцев пять, как чувств на свете.
Есть шестое чувство, дети.
Это - карканье стиха.
Вещий вран стихи приносит,
Илие он мясо носит
И, не ведая греха,
Илия-пророк грозится.
Вдруг - гроза к чему помстится?
Это - слово, имя, пять.
Вру, однако, промолчать
Не смогу об этом деле.