Выбрать главу

========== Глава 1 ==========

Студенты — это не просто определение рода деятельности молодых людей, не обозначение социального положения, не графа в анкете. Это особое состояние духа, это люди в процессе переоценки ценностей, это своего рода религиозный орден, если хотите. Студенческие годы, такие быстротечные, такие насыщенные. Время свободы, от которой кружится голова — и время такой загруженности, от которой голова пухнет. Время нелепых ошибок и поразительных открытий, время запредельно яркой любви и безумно тяжёлых расставаний, время взлёта к зениту на широко распахнутых крыльях. Время, когда под ногами тысяча дорог, убегающих в сверкающие золотом дали. Классное время, в общем. Жаль, что такое короткое.

Костя любил это время — что в своей жизни, что сейчас, когда он может уже только наблюдать за студентами со стороны, сам таковым не являясь. Ему нравились молодые лица с их подвижной мимикой, нравился блеск заинтересованности в глазах, нравилось, как студенты запросто оперируют сложными понятиями и терминами, выдвигая свои теории, поражающие новизной и наивностью. Костя чувствовал себя маньяком, добиваясь от аудитории ответного отклика на свои лекции: его охватывала эйфория, если в лекционном зале вспыхивал спор — яростный, жаркий, как полыхание поленьев, облитых бензином. Он впадал в уныние, если на его лекциях спали. На семинарских занятиях Костя отбирал у студентов учебники и телефоны, заставляя всех, даже самых зажатых и скромных, напрягать память, проговаривать вслух свои мысли, анализировать и строить догадки. За это Пятакова обожали и ненавидели — в равной степени. Но Костя мог с уверенностью сказать, что за всю свою преподавательскую карьеру он ни разу никому не поставил незаслуженно завышенную или заниженную оценку. Пересдавать к нему выстраивались очереди длиной во весь коридор. Костя выжимал из студенческих головушек всё до капли — и либо подписывал зачётку, либо отправлял на следующую пересдачу. На вторую, третью, пятую. До тех пор, пока в глазах неудачника или неудачницы не появлялся проблеск понимания. Пусть косноязычно, пусть не терминами из учебника, но если студенты отвечали с пониманием темы — Костя не жмотился на похвалу.

«Перегоришь, — строго поджав губы, выговаривала ему тёть Галя, педагог с немалым стажем, ныне завуч городского лицея с углублённым изучением иностранных языков. — Константин, так нельзя. Ты на каждое занятие готовишься словно на открытый урок. Ночами не спишь. Девушки-то как выглядят, не забыл? Не студентки твои, а нормальные девушки, с которыми под ручку гуляют и целуются! Константин, это архинеправильно. Ты кладёшь свою жизнь на алтарь преподавания, что, без сомнения, похвально. Но! Ты ещё слишком молод для такого! Доживи сначала хотя бы до моих лет. А перед этим — поживи полноценной жизнью, семью заведи, детей. А то так и будешь спать до седых волос со своими методичками! Костя! Марина, хоть ты скажи своему сыну, что это неправильно! Ну что вы оба улыбаетесь как петрушки, я же правду говорю!»

Мама с Костей и в самом деле обменивались улыбками каждый раз, когда тёть Галя начинала свои поучительные речи. Понимающими такими улыбками, равно относящимися к «перегоришь», «семье с детьми» и «девушкам». Мама не боялась, что Костя перегорит на работе, она сама точно так же «спала с методичками» и не собиралась пускать в свою постель кого-то ещё. Разве что тёть Галиного кота Маркуса, но этого зверя попробуй куда-нибудь не пусти — затаит злобу и отомстит по-чёрному. А Костина предполагаемая семья, дети, те же девушки… Мама как-то не очень долго переживала из-за того, что всего этого с ними не случится. И когда старшая сестра тяжело болела пневмонией, а потом несколько недель сидела на больничном с обострением артрита, Костина мама совершила самый благородный поступок из всех, на которые способны родители: она переехала к тёть Гале насовсем. Теперь маленькая квартирка на четвёртом этаже старинной пятиэтажки находилась в полном распоряжении Кости, своеобразный карт-бланш для начала счастливой личной жизни. Однако…

Костя до сих пор не решился пригласить Рому к себе домой. Всё время что-то мешало: то промежуточные зачёты, обоим готовиться надо, то Костя подхватил вирус, лекции читал в маске, как Призрак оперы, то Ромка на тренировке ногу потянул, по академии хромал со страдальчески закушенной губой. Вот уже и зима подкатила, а они всё так и шарахаются по тёмным углам, торопливо целуясь на бегу, с треском отдирая друг от друга руки из-за угрозы спалиться. И ничего между ними не ясно — тянет со страшной силой, но боязно обозначить словами это притяжение, и есть ли у этого всего будущее, и надо ли оно им. А ещё они — преподаватель и студент, и хотя времена нынче не те, чтобы засудить и застыдить, но ведь отголоски тех времён ещё свежи, и у обоих родные из тех самых времён, а ещё есть друзья, которые не в курсе, знакомые, которым не заткнёшь рты, случайные прохожие, которым не завяжешь глаза. Сложно всё, словом. И с каждым днём становится всё сложнее.

Вот как тут не уйти с головой в составление планов лекций, подбор материалов, монтирование слайдов и презентаций? Благословенна будь преподавательская каторжная работа, отгоняющая прочь тоску, неуверенность и страх. Благословенно будь студенчество, ленивое, сонное, равнодушное, из которого можно и нужно высекать искры интереса, которое надо пробуждать сочными сравнениями и провокационными высказываниями! Костя ловил себя на пафосных мыслях и усмехался: тёть Галины интонации, хоть и в ином ключе. И снова торопил вечер, торопил ночь, чтобы уже вернуться в знакомые до последней царапины на стенах аудитории, учебные кабинеты, прохладные коридоры, облицованные пластиком. Вернуться и увидеть Ромку — такого же потерянного и нахмуренного, каким Пятаков сам себя видел в зеркале по утрам.

***

— И что это за сигналы? — ко второму году общения Ромка уже научился различать Машу и Дашу. И потому подливал пиво именно в Машкин стакан: её сестрёнка в подпитии требовала сделать музыку погромче и тащила всех танцевать, а Роме срочно нужен был совет именно от умной и красивой девушки, никак не танцульки.

— Ром, в тебя кто-то влюбился? Или ты? — Маша хихикнула и погрозила Кузнецову пальцем. — Ты смотри, сильно не увлекайся, у вас же режим, тренировки… Будешь пропускать — Артём тебя съест. Знаешь, как Андрюшу ругал, когда мы только начали встречаться? Андрюша у меня под окнами бродил по ночам, потом тренироваться не мог… — Маша мечтательно закатила глаза. — А потом Игорь в Дашку влюбился, вместе бродить начали, Артём уже на двоих орал…

— Маш, — невежливо перебил приятные воспоминания Ромка, — мне просто надо понять, не собираюсь я ни с кем встречаться.

— А, ну тогда ладно. Слушай сюда, рассказываю!

Машкины откровения надо было переварить в тишине, и потому Ромка незаметно смылся из комнаты Фила, а потом так же быстро выбрался из общаги. Ничего, Фил не обидится, что Кузнецов смотался с его днюхи по-английски — подарок Ромка уже вручил, за уши именинника потягал. А то, что Рома пить не любит и к танцам равнодушен, все уже давно знают.

Так, что там Машка говорила? Невербальные сигналы о том, что тебе кто-то нравится, пункт первый: одежда. Девушки отслеживают по реакции окружающих, что у них самое красивое, и стараются привлечь внимание именно к этой части тела — ноги, грудь, талия. Шея. Выставляют напоказ, декольте там, короткие юбки, тугие пояса. Плечи открытые. Или можно не открывать, а просто обтянуть одеждой, чтобы сразу в глаза бросалось. Например, ноги и попу — узкими джинсами, плечи и грудь — узкими же свитерочками. Блин, девушкам везёт, им есть что обтягивать и обнажать! А парням как быть?! Особенно таким, как Ромка… квадратным! Что ни обтяни — везде квадрат получится! Ладно, стоп, это уже эмоции, переходим ко второму пункту. Взгляд. Надо уметь говорить не словами, а взглядом. «Возьми меня». «Хочу тебя». «Прям помираю, как ты мне нравишься!» У Машки здорово получилось это показать, у неё глаза как-то по-особенному заблестели, взгляд поплыл. Андрей сразу забыл, что ему там Игорь втирал, ломанулся через всю комнату к своей девушке, как будто его за верёвочку дёрнули. Машка его в щёку поцеловала (Рома отвернулся) и отправила искать на столе яблочный сок, а сама снова принялась Ромку просвещать. И это был пункт третий: губы. Их надо уметь облизывать, чтобы тот, кого пытаешься соблазнить, залип и не мог глаз отвести. «Не так, Ромка, ты зачем весь язык высунул? Это некрасиво! Вот так надо, самым кончиком…» В этот момент как раз Андрей вернулся, с соком, и Ромке пришлось не просто отворачиваться, а вообще в угол кровати отодвигаться и зажмуриваться. Но он всё равно всё слышал. Все эти ахи и чмоки. Так завидно стало. Он даже от злости сок стащил, который Андрей Машке принёс, и полпакета выхлюпал, пока эти двое целовались. А дальше… А дальше Машка уже какие-то мелочи упоминала — угостить чем-нибудь вкусным, дать списать на контрольной. Совсем детский сад. Вообще Ромке не подходит, ничего не подходит!