— А ты?
— А я оставил нам на все про все три часа. К яду надо привыкать постепенно.
— К яду? — смеешься ты, прекращая меня целовать.
— К яду.
— Если ты яд, то самый вкусный на свете.
— Откуда ты знаешь? — поворачиваюсь к тебе лицом я. Щурюсь ехидно и крайне многозначительно. — Ты ж не пробовал.
— Пробовал, — качаешь головой ты, пряча за пошлой ухмылкой смущение. — Не удержался, слизал с руки, когда поднимался по лестнице и смотрел на твою шикарную задницу.
— И как оно тебе?
— Мне понравилось. На удивление. Я не специалист по мужской сперме от слова совсем, но твоя сперма — не моя. Она… сладкая.
— Я готовился, — смеюсь я, разгоняя капли воды по твоей груди, плечам и… лысине.
Интересно, я привыкну когда-нибудь к твоей лысине? Как, спрашивается, тебя к чему-то в сексе приучать, если волос на голове нет? Уговорами? Это ж жесть! Ты ж упрямый, несговорчивый и помешанный на своей гордости (да кому она нужна, твоя гордость?) долбоеб. И язык у тебя острее лопасти. Как и у меня. Так и будем пререкаться вместо того, чтобы безмозгло трахаться и получать от жизни удовольствие. Может быть, в этом наша проблема? Мы слишком много думаем?
— Готовился, говоришь? — переспрашиваешь ты, убирая капли воды с моего лица губами. — И как именно?
— Как только созрею на минет, все тебе расскажу. Заранее. Чтобы у тебя было время подготовиться, а заодно и обкончаться, представляя меня на коленях у твоих ног.
— Провокатор, — обнимаешь меня ты. — Заткнись.
Я обнимаю тебя в ответ, и мы долго стоим под дождем, прижавшись друг к другу так, чтобы ни капли между нами не просочилось. Не знаю, о чем думаешь ты, а я с тобой прощаюсь. Может быть до следующего раза, который случится через неделю, а может быть навсегда. Когда речь идет о сердце, стоит просчитать все наперед не раз, не два и даже не десять. Равнодушие и одиночество, в котором мы живем долгие годы, — это плохо, но разбитое сердце куда хуже.
Я делаю глубокий вдох и убираю руки. Ты отстраняешься, выключаешь воду и смотришь мне в глаза. Тень понимания скользит по твоему лицу, и ты заметно мрачнеешь.
— Хочешь свалить сейчас?
— Не свалить, а уехать.
— Боишься, что не сможешь сделать этого через час?
— Боюсь, что не смогу сделать этого никогда.
— Трус!
— Да как скажешь, — пожимаю плечами я и выхожу из душевой кабинки. Беру полотенце с вешалки, наклоняюсь, вытирая волосы… и врезаюсь в кафель лицом.
— А если я тебя не отпущу? — рычишь ты, вжимая в холодную стену всем телом. Поводишь бедрами, чтобы вписаться пахом в мою задницу как можно плотнее. — Если я что-то решил, остановить меня невозможно. Я предупреждал тебя, помнишь?
— А ты что-то решил? — бросаю булыжник в темные воды твоего омута я. — Хотел быть главным — получай! Теперь мяч на твоей стороне, и что ты будешь с ним делать — вопрос вопросов. Поставишь на кон свое сердце? Признаешься мне в любви первым? Рискнешь своей упорядоченной и безопасной жизнью ради хаоса, проблем и неподконтрольного тебе своенравного красавчика, который не угомонится, если будет знать о твоих чувствах, и не даст спустить все на тормозах?
— Да провались ты!
Я отлепляюсь от стены, ты отступаешь. Трешь лысину рукой в смятении.
— Как я и думал, ты на такой подвиг не способен. Пока не способен, — говорю я, повязывая полотенце на бедрах. Криво, но мне плевать. Возня с ним — всего лишь повод не смотреть на тебя, не знающего, куда бежать и что делать. Это не причиняет боль, это лишь отражает мои чувства. Бежать — поздно, идти вперед — рано. — Я всегда прав. Я предупреждал тебя, помнишь?
— В гробу я видал твои предупреждения!
— Я — не твоя жена, — поднимаю руку я. — Прекрати. Никаких скандалов, шантажей, манипуляций или разборок. Я все понимаю, Боярин. Правда. Все. Понимаю.
— Ты еще опаснее, чем я думал, — тяжело опираешься плечом на стену ты. Смотришь на меня пристально. Изучаешь. Обдумываешь дальнейшие действия. И не сдаешься: — Если однажды ты хочешь услышать от меня признание в любви, то останешься еще на час.
— Это шантаж, — улыбаюсь твоей уловке я, складывая руки на груди.
Наверное, этим ты меня и зацепил: ты ведь и правда добиваешься своего и способен на безумства, если, конечно, позволишь себе это. Ты следишь за моими движениями, и глаза твои соловеют.
— Это деловое предложение.
— Ты хочешь втянуть меня в переговоры, которые затянутся на час, а может, и на два? — смеюсь я.
— Типа того. Мы можем провести их в постели. Стоя обсуждать проблемы взаимодействия двух брутальных индивидуумов не слишком удобно.
— Нет. Я готов провести с тобой время при условии поездки по этому городу. Я в нем не был, мне интересно.
— Неугомонное ты шило в заднице. Нарушаешь договоренности, ставишь мне условия. Дальше что будет? — смеешься ты.
— Дальше я сведу тебя с ума. Ты готов к этому?
— Нет. Но мне кажется, поздно уже… пить боржоми, когда почки отказали.
— Яд — это не боржоми.
— Согласен. Против тебя противоядий не придумано.
Я отворачиваюсь, поправляю сползающее полотенце и выхожу в коридор. Спускаюсь вниз, одеваюсь и выхожу на улицу. Тепло, темно, незнакомо. Не зима — весна. Мне нравится. Я медленно иду по дорожке к машине. Ты догоняешь меня — деловой, собранный и далекий. Я перевожу взгляд с тебя на безоблачное небо над головой.
— Да чтоб тебя!
Рывок. Я впечатан спиной в машину, а твои губы сводят меня с ума.
— Почему ты такой красивый?! Мне и без того было нелегко!
— Поверь, мне не легче, — выдыхаю я в твой висок. — Поехали. Не время принимать решения. Дорога нас успокоит.
— Тебе бы только ехать, — ворчишь ты, но отпускаешь меня и садишься за руль. — Куда?
— Да какая разница? — сажусь на пассажирское сиденье я.
— И то верно.
Мы выезжаем с территории комплекса и едем, куда глаза глядят. Но глаза наши то и дело глядят друг на друга, так что в памяти мало что остается. Высоченная стелла, неоновые вывески супермаркетов, памятник королю, православная церковь, католический костел, мрачные советские многоэтажки… Мне хорошо рядом с тобой, даже когда мы молчим. Уютно, но при этом неспокойно. Желание заняться с тобой настоящим сексом, подчинить тебя себе, сделать своим не отпускает. Бродит в крови, щекочет нервы, заставляет смотреть на тебя…
— Я так больше не могу! — неожиданно резко тормозишь ты, дергаешь рычаг в паркинг и наваливаешься на меня с поцелуями. — Сколько можно трахать друг друга глазами?!
— Столько, сколько нужно, — отвечаю на твои вопросы и поцелуи я. — Тебя надо приручать постепенно. Вспомни, сколько мне понадобилось времени, чтобы зацепить тебя и заманить в виртуальную постель.
— Словами мы друг друга давно уже оттрахали, — возвращаешься на свое место ты.
— Теперь перешли к глазам, — смеюсь я. — Расслабься и получай удовольствие.
— Поможешь? — кладешь руку на свой пах ты.
— Нет, — качаю головой я, поглаживая бугор на своих джинсах. — Мы расстанемся неудовлетворенными.
— Почему?!
— Потому что тогда ты просто обязан будешь встретиться со мной снова, чтобы закончить начатое.
— Кажется, ты говорил, что не будешь мною манипулировать, — трогаешься с места ты.
— Манипуляция — это когда втихую. Я же говорю тебе все, как есть, предоставляя право выбора.
— Выбор без выбора — это не выбор.
— Это жизнь.
Мы замолкаем, погружаясь в свои мысли, и оживаем только на парковке аэропорта. Я выхожу из машины, вытаскиваю тебя, прислоняю спиной к дверям и целую: долго, со вкусом и с расстановкой. Наслаждаюсь ответным напором, жадными руками на моем теле и явным нежеланием меня отпускать. Будильник на телефоне в кармане моей куртки приводит нас в чувство.