— Нет, — осторожно мотаю головой.
— Вот как, — хмурится дед. — Ладно, ты пока лежи, вставать тебе нельзя, нога сломана, а я пойду кур покормлю.
Старик поднимается с широкой деревянной лавки, что стоит у моей как бы кровати, и выходит, накинув на плечи тулуп. Он впускает в дверь немного морозного воздуха, что клубится серым дымом у двери, и исчезает, растворяется.
— Ва-ле-рии-я… — снова произношу я незнакомое мне имя и не чувствую ничего. Не мое это, явно не мое. Но как тогда меня зовут?
Следующие дни Афанасий много времени проводит со мной. Говорит, что-то рассказывает. Мне нравится слушать его голос и истории. Дед говорит о тайге, животных, о морозах, почему-то о шишках. Я слушаю его, пока не засыпаю. Иногда даже вопросы задаю, так как мне и в половину непонятно, о чем Афанасий рассказывает.
— Что такое шишка? — спрашиваю его, а дед срывается со скамьи, уносится на улицу. Надо сказать, прыткость у него, как у молодого. Я вот встать не могу, только сидеть получается, и то не всегда. Спина болит ужасно, что там у меня, не знаю, но Афанасий сказал: «Небольшая царапина». Его послушать, у меня и на лице небольшая царапина, а глаз открыть до конца так и не могу.
— Вот, смотри! — тычет мне в нос овальную штуку с какими-то ячейками. — Шишка она!
И я смотрю. Беру в руки, трогаю эти ячейки. Внутри головы что-то шевелится, будто воспоминание какое, словно я уже видела когда-то эту самую шишку. Афанасий начинает скакать по комнате, указывая мне на вещи, называя их.
— Печь горячая, — с небывалым энтузиазмом произносит он. — Книга, вот книга, а это ведро, дрова, радио…
Я наблюдаю за ним, словно за обезьянкой в цирке, о чем и говорю Афанасию.
— Вспомнила, что ли?! — радуется он, а я говорю, что нет, просто фраза возникла в уме.
Дед качает головой, но потом начинает скакать с удвоенной силой.
— Свеча, табуретка, сковородка, кастрюля… — звучит его голос, а я, улыбаясь, наблюдаю за ним.
Глава 12
— Чего явился? — грубо спрашивает Дед, когда я зажмуриваюсь, как только он произнес «три».
— Афанасий, ты чего чудишь? — меня тоже начинает подбешивать все это, — Я тебе девочка, что ли, чтобы на испуг брать?
— Не девочка, — ответил он зло, — Я же сказал, что не принимаю гостей!
— И что, прогонишь вот так? Просто на ночь глядя в тайгу?
— И прогоню! — воскликнул Дед, снова поднимая свою двустволку. — Иди в баню, я только сегодня топил, там и переночуешь, а утром уходи.
— Ладно, ладно, — я поднял руки, словно сдаваясь, и Дед отступил.
Он вернулся к дому, а я следовал за ним на некотором расстоянии. Пальнет еще, старый маразматик. Совсем кукушка слетела в этой глуши, что ли? Сколько раз я был у Деда и всегда он принимал меня с радостью. Неделями тут гостил, в баню ходил, на охоту, дрова на зиму заготавливал, а теперь вдруг: «Проваливай!» Что-то здесь не так.
Афанасий проводил меня до бани и ушел в дом. Я был зол, как собака, уставший и голодный. Плюнув на все, закинул дрова в топку, надеясь, что хотя бы попарюсь после десяти дней дороги и помоюсь.
Дрова разгорелись сразу, и вскоре в предбаннике стало тепло и уютно. Пахло деревом и березовыми вениками. Я снял куртку и ботинки, сел на широкую деревянную скамью. Развязав рюкзак, проверил, что у меня осталось: одна банка тушенки, чай, ржаные хлебцы и соль. Со злостью откупорив бутылку коньяка, которую нес Афанасию, достал плитку молочного шоколада.
Дед вернулся минут через двадцать, когда я демонстративно пил коньяк из горла, закусывая шоколадом. Он зло взглянул на меня, достал с деревянной полки в углу две рюмки, дунул в каждую и молча пододвинул ко мне.
— Шоколада не ел, что ли? — угрюмо произнес он, отбирая у меня начатую плитку. — Не себе же принес…
— Да и не тебе, видимо, — огрызнулся я, наливая себе коньяк и демонстративно поставив бутылку около себя.
Афанасий сдвинул сердито седые брови и потянулся за бутылкой. Молча налил себе, сделал глоток, посмаковал во рту и крякнул от удовольствия.
— Ты это, мое не трогай, — прорычал я. — Как встретил, так и подарки получай.
— Это за ночлег, — тут же нашелся наглый дед, криво усмехаясь.
— Нет, я всё могу понять, маразм у тебя старческий, одичал совсем за год, но на людей чего кидаешься? — не выдержал я, наливая уже в две рюмки.
— Нет у меня в доме места, — возразил дед. — Гости у меня.
— Ах, гости, — усмехнулся я. — А что же за стол всех не сажаешь? Я бы пожевал что-нибудь, кроме тушенки.