– Ну, ладно тебе, бать. Что ты, вспоминать такое. Ты же практически бессмертный!
– Практически! – ядовито передразнил голос. Еще пара звучных сморканий, и говоривший из темноты взял себя в руки. – Жениться тебе надо. Обзавелся бы какой-никакой бабой, был бы доступ на ту сторону. Хоть бы кикимору какую охмурил. Они в реальность за пестрыми тряпками стаями шастают.
– Я, батя, утопленников не люблю и топиться каждый раз, как мне в реальность нужно будет, не стану. Не люблю это мокрое дело. Я уж как-нибудь так, без жены, сам справлюсь.
– Как-нибудь так… Как-нибудь так… – хрипло, словно у него пересохло в горле, передразнил из тьмы Кащей-старший. – Уже справился. Я для чего тебе, Костя, на твое совершеннолетие путешествие в реальность устроил? – Вышеупомянутый Костя молчал. – Чтобы ты с тамошними русалками по тавернам пьяный валялся? – Голос гневно взвился к потолку. – Ты знаешь, сколько цыгане за отправку на ту сторону берут? Вовек не расплатишься!
– Ну ты же им это, коня бледного сплавил. Уже не в минусе. – Ни грамма раскаяния не прозвучало в голосе сына.
– Не в минусе-е, – передразнил отец. – Я тебя туда, Костя, отправил, чтобы ты посмотрел, как они там в реальности по-человечески живут, не то что мы тут, в изнанке. И жену себе приличную с доступом на ту сторону нашел! А ты?
Помолчали. В тишине слышались только позвякивание цепей да звук капающей воды.
Кощей первый нарушил молчание.
– Ты, Костенька, скоро моим преемником, Костианом вторым будешь, – елейным голосом начал бессмертный. – Сила моя и полное бессмертие к тебе перейдет, станешь ты править заместо меня. Только вот не удержать тебе царство Навье в своих руках, ой не удержать, – горестно продолжал развивать свою мысль Кощей. – Ты думаешь, твои подданные будут такую жизнь собачью терпеть? Неволю да бесправие? Ни размяться им, ни разгуляться по белу свету. Безвылазно сидеть тут в подмирье, как в сырой клетушке, как в норе крысиной! Сначала начнется недовольство, смута, потом переворот и запрут тебя в подземелье, обмотанного цепями, без капли живой воды, и забудут, что ты жил на свете. А вечность в оковах, это тебе, сына, не сахар… – пригорюнился невидимый голос, думая о своем.
Тот, кого Кощей-старший назвал Константином, побледнел, но постарался не подать виду, что такая судьба его испугала.
– Ты княжеских кровей и право имеешь! – загремел голос в темноте. – Князь ты или не князь? Но не все еще потеряно. Поблагодари богов за то, что у тебя отец Кощей-умнейший! Девка эта в нашем мире осталась, а значит, как закрыла проход, так снова и откроет. И не какую-нибудь временную прореху в изнанке, а полноценный тракт из нашего мира в реальность. Уж ты позаботься об этом, Костя, не налажай.
– А если она не умеет?
– Чего?
– Открывать проход. Или не захочет? – переспросил начинающий злодей, вспоминая, как надрала ему все части тела несговорчивая гостья из реальности.
– Не умеет – научим, – лениво прогундосил Кощей-старший. – Не захочет – заставим. Подсуетись, Костиан, подсуетись. Батьки твоего не станет, и заступиться за тебя некому будет. Нам, бессмертным, раньше и Явь, и Навь принадлежала, а не каким-то смертным людишкам. Наш тот мир, наш! И ничей более! Так пойди и возьми то, что принадлежит тебе по праву. И, Костя… – сделал эффектную паузу искусный манипулятор, а после вкрадчиво продолжил: – Ни перед чем не останавливайся, помни про подвал, цепи и… вечность в темноте.
Мне только и оставалось, что сидеть и утирать слезы. Робко, на полусогнутых, ко мне посеменил ежик.
– Мы справились… Отвадили Кощея, не пустили его на ту сторону.
– Справились, как же! Мой мир вон где, а я вон где! – глотая слезы и размазывая их по лицу пополам с пеплом, проговорила я.
– Ты это, – колючий шаркнул лапкой по песку, – прости меня, что защитить не смог, хреновый из меня рыцарь получается. – Ежик выдернул из себя самую длинную иголку и помахал ей в воздухе на манер шпаги. – Я должен был первый броситься в атаку и заколоть его!
– Да какой ты рыцарь… – утирая сопли, сказала я. – Ребенок небось, насмотрелся у бабки телевизора, а сам колобок колючий. Куда тебе тягаться с Кощеем, самому небось еще трех годков не исполнилось, – прикинула я на глаз возраст отважного звереныша.