– Ха-ха, как… известно как, – сказал человек, не вынимая бутерброд изо рта.
– Эпидемия была, вот все и умерли от болезни, – ответил Ефрейтор.
– Ага, эпидемия. Пиф-паф-эпидемия, – захохотал человек.
– Я вас жду во дворе, надо переговорить. А ты останься, бутерброды доешь, – Ефрейтор недовольно скомандовал.
Мы вышли во двор.
– Я не понимаю, что происходит? – гневно начал он. – Мы с вами обо всем договорились. Танцы заканчиваются – отвозим вас, куда надо. Это он вас повел? Он? Зачем снова с ним пошли, не видите, что ли, что он невменяемый? Ему беспокоиться нельзя, у него в голове лопается что-то. Так, куда вам надо?
Я достал помятую карту из кармана.
– Там же дед с бабкой живут. Зачем вам туда? Родственники?
– Да, родственники.
– Как же, родственники? Я же спрашивал уже об этом вчера, говорили, что не родственники, а за ложками какими-то едете. Врать начинаете? Нехорошо. Здесь военная часть, вранье не поощряется.
– Простите, – у меня снова слезы полились. – Простите. Мы же ничего вам не сделали. Мы ни войной, ни военной техникой не интересуемся.
– Да ладно, – засмеялся Ефрейтор, – вы же не военные, вам врать можно. Это военного человека надо наказывать за такое, а вам просто выговор.
Человек открыл окно и с равнодушным взглядом и бутербродом в руке посмотрел в нашу сторону.
– Хорошие ребята они, Ефрейтор, не убивай ты их, – спокойно сказал он.
– Во, видите, совсем тронулся, – шепнул нам Ефрейтор, – думает, что я вас убивать собираюсь. Война – дело страшное. Когда она закончится, думаю отсюда уехать. Здесь жизнь тяжелая, сами видите.
– Они же за ложками приехали, случайные, не губи ты их, – добавил человек.
– А, не обращайте на него внимания, – продолжил Ефрейтор. – Садитесь в машину, мы вас довезем, куда хотите. Хотите к деду с бабкой, хотите обратно на поезд. Мы вам очень благодарны за вчерашний вечер, за музыку эту чудесную. Я такой музыки не слышал никогда. Так куда вас? На вокзал или за ложками?
Мы переглянулись с Диджеем. Мне вспомнились мои же слова о том, что без ложек нам все равно не вернуться.
– Ефрейтор, ради меня, ради той музыки, что вчера была, не убивай их, а? – человек доел бутерброд и жалостливо посмотрел в нашу сторону.
– Да сколько можно! – закричал Ефрейтор. – Сколько я к тебе жалость буду испытывать, а? По-хорошему тебя в дом для сумасшедших давно надо уже отослать. Отдай им плеер.
– Это тебя надо в этот дом, – спокойно возразил человек и протянул через окно плеер.
– Все, не могу больше с ним. У меня тоже есть нервы, я тоже не могу это терпеть столько. Быстро в машину. Куда везти вас?
– За ложками.
Мы сели в машину. Ефрейтор сел спереди, рядом с шофером и мы поехали. Человек остался грустно смотреть нам вслед.
– Зачем вам ложки-то? – спросил Ефрейтор.
– Так, символ. Просто чтобы были. Положим куда-нибудь.
– Ясно. Символ – это хорошо. Только символы тоже разными бывают, есть внешние, а есть и внутренние. Ложка – это внешний символ. А знаете, какой символ внутренний?
– Нет.
– Война, – в один голос сказали шофер с Ефрейтором и захохотали. – Вне войны трудно мыслить, трудно разбирать плохое и хорошее, вне войны все запутано. Не поймешь, от кого ждать удара, а от кого добра. А на войне все четко, – сказав это, он достал пистолет, открыл окно машины и выстрелил в небо.
Мы с Диджеем испуганно прижались друг к другу. Все разумное подсказывало, что это не может быть концом, нас не могут непонятно за что вывезти в поле и расстрелять.
– Вы в армии служили? – строго спросил Ефрейтор.
Я понял, что врать не имеет смысла, спросит, в какой части и все остальное, а в этом он уж точно разбирается. Но если скажу, что нет, он спросит почему, и на это будет достаточно сложно ответить оправданием. Я попробовал ответить туманно:
– К армии надо подготовиться сначала. Чувства в порядок привести, внутреннюю дисциплину организовать. В армию просто так не попасть. Его не взяли, например, сказали, что телом слаб, нагрузок не выдержит.
– Ничего, я бумажку напишу вам, охарактеризую положительно – возьмут, – показалось, что мой ответ Ефрейтора вполне устроил. Я облегченно вздохнул.
– Говоря по-разумному, война – это категория мышления, – сказал шофер, – ее трудно изнутри достать и выбросить. Здесь это все понимают, поэтому так и жизнь складывают. Даже животные это понимают.
Мы выехали на новую дорогу, с лесами по сторонам. Ефрейтор и шофер замолчали и погрузились в раздумья, которые мы нарушать ни вопросами, ни даже шорохами не хотели. Старались мы сидеть неподвижно и смотреть только в окно. Лица у нас были в ссадинах, грязные, одежда порванная. Я вспомнил дом, мать, старую жизнь, от этого даже слегка прослезился, но не позволил себе зашуметь этими чувствами. Мы проезжали деревни, постройки, огороды, видели людской быт, даже домашних животных.