Я посмотрел на пистолет, потом на Вельму.
— Он может выстрелить.
— Может. — Никакой игривости, одна скука в тоне.
Я лежал на ковре, на спине, и руки мои были подвернуты под меня. Я попробовал вытащить их из-под спины, и не смог. Кто-то крепко обмотал веревкой мои запястья, и когда я попробовал освободить их, я почувствовал, как веревка врезается в кожу. Правда, узел был не очень тугой. Но каков бы он ни был, пистолет был всерьез и целил прямо в меня.
Вельма была уже полностью одета, и рядом с ее креслом стояла пара дорожных сумок.
— Собираетесь куда-то? — спросил я.
Она кивнула.
— И я тоже?
Она снова кивнула.
— Куда?
— Разве это важно?
— Важно.
— Напрасно. Вы проедете с нами только часть пути.
Ее тон мне не понравился. Она вдруг утратила всю свою женственность.
Я лежал на спине и тихонько дергал веревку, потом немного сильнее.
— Лежите смирно, — сказала она. — Совсем смирно. Я ведь не промахнусь.
Конечно нет, на таком-то расстоянии. Это было третье покушение на меня, но я все еще держался. Я все еще был жив. Я напряженно соображал, пытаясь найти в ее позиции какое-нибудь слабое звено, и мне пришла в голову одна идея. Не бог весть какая, но все-таки идея.
— Вельма, — сказал я. — Какого дьявола вы считаете себя женщиной? Вы готовы застрелить парня из-за кучки грязных никелей. Вы не женщина, вы просто ведьма на помеле.
Она оскалилась и плюнула в мою сторону.
— Ну, ты! Заткнись!
Я старался говорить тихо и спокойно, и как можно презрительнее.
— Ты просто вшивая шлюха. Одна из тех грязных, ползучих тварей, которые прячутся от солнца. — С минуту я продолжал в том же духе, смотря ей в лицо. Я говорил вещи, которые никогда бы не смог сказать женщине, а потом плюнул на ковер у ее ног.
Это сработало. Ее лицо побелело, потом залилось краской, она поднялась и пошла ко мне, оскалясь, громко дыша сквозь стиснутые зубы. Пистолет в ее руке все еще целил в меня.
Я подумал, что она сейчас выпустит весь заряд мне в живот, и мышцы мои напряглись и сжались, но тут я увидел, что ее левая рука тянется к моему лицу. Пальцы ее скрючились и длинные красные ногти готовы были вонзиться мне в глаза и разодрать кожу на лице.
Я откатился от угрожающих пальцев и в то же время зацепил правой пяткой ее левую ногу. Подтянув левую ногу, я изо всех сил выбросил ее, метя ей в колено.
Я услышал отвратительный хруст кости, и она закричала, как кошка, попавшая в огонь.
Она грохнулась на пол и выронила пистолет. Но мужество у нее было — в этом я не мог ей отказать. Пока я с трудом поднимался на ноги, она протянула руку — все еще стеная и наполовину плача — и нащупала пистолет. У меня не было выбора. Я шагнул к ней и приложился к ее виску своим ботинком десятого размера. И этого было достаточно.
Мне было немного стыдно за себя, но лучше шишка у нее на черепе, чем дырка в моем. Я отыскал кухню и нож для разделки мяса, и через пять минут освободился от веревок, и связал ими руки Вельмы. Она все еще не пришла в себя, и я не счел нужным беспокоиться и связывать ей ноги.
Ее поездка куда бы то ни было явно сорвалась.
Чувствуя глубокую усталость, я снял трубку и позвонил в отдел расследования убийств. Даже гнусавый писк Керрингена звучал почти приятно. Я объяснил ему, что он найдет в отеле Брэндон, положил трубку и отправился выполнять последний пункт моего задания.
На этот раз я вошел в дверь с маленьким пистолетом-автоматом Вельмы в руке. Дверь в заднюю комнату стояла открытой, и я тихо прошел туда по толстому ворсистому ковру. На маленьком столике в дальнем углу лежал мой кольт 38. Я сказал:
— Вот так сюрприз!
Он резко повернулся, в глазах его отразился страх, десять волосков над его губой задергались, как ползущая гусеница. Он открыл рот, но не издал ни звука:
— Филлсон, — сказал я, — я собираюсь переломить вас надвое. Вашим подручным следовало работать лучше. А вам не следовало поручать женщине стеречь меня. Я перешибу вам хребет.
— Подождите! — Это был жалкий писк.
— Подождать? Черта с два! Вы не ждали, когда Слиппи Рэнсин рассказал вам, как он уложил Лоринга у меня в конторе, и чуть не вогнали меня в панику. Вы не хотели запугать меня. Вы хотели убрать меня на случай, если Лоринг уже сболтнул мне про ваш шантаж. — Я сказал сквозь зубы: — Вы не должны были снова посылать его, Филлсон.
Он был жалок, так он был испуган. Лицо его приняло цвет перестоявшего теста, и он трясся, как полная матрона, прыгающая через веревочку.