Герхард Вер
Якоб Бёме
сам свидетельствующий о себе и о своей жизни
(с приложением фотодокументов и иллюстраций)
перевод с немецкого
Перевод с немецкого Константина МАМАЕВА
Перевод выполнен по изданию 1991 года
ISBN 5-8029-0004-0(рус.)
ISBN 3-499-50179-1 (нем.)
© Издательство «Урал LTD». 1998 Originally published under the title J. Bohme in the series «rowohlts monographien»
© Rowohlt Taschenbuch VerlagGmbH, Reinbek bei Hamburg
© Перевод биографии — К. H. Мамаев, 1998
© Оформление — И. Л. Попов, дизайн серии — А. Ю. Данилов, 1998
Якоб Бёме. Анонимная гравюра на меди. XVII век
Полная Реформация под знаком Лилии
«Reformatio generalis», «Полная Реформация всего мира!» Этот девиз на рубеже XVI и XVII веков звучал отовсюду.
Полвека назад умер Мартин Лютер. Реформация Лютера, Кальвина и Цвингли с ее миссией оправдания грешника (sola gratia, sola fide — «только благодатью, только посредством веры») касалась в первую очередь богословской мысли. Формальный принцип sola scripture («только Писанием») логически развивался в следующее положение: «Все христиане — священники». Попытки же изменения государственного строя — вспомним о Томасе Мюнцере и претензиях крестьян — оценивались как преступное посягательство на «Богом данную власть». Тех, кто отваживался говорить о «внутреннем лове», как это делал силезский дворянин Каспар фон Швенкфельд (1489–1561), клеймили как фанатиков, преследовали и обвиняли. Rabies theologorum («бешенство богословов») находит выход в диспутах и посланиях; и это значит не только: «Мы веруем, поучаем и исповедуем», это значит еще: «…а потому мы проклинаем…» Пожаром спора о «чистоте учения» в постлютеровскую эпоху были охвачены не только аудитории высших школ, но и амвоны храмов. Казалось, кто-то хотел поразить бациллой раздора здоровый церковный организм.
Филипп Ауреол Теофраст Парацельс, собственно Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм. Гравюра Августина Хиршфогеля. 1538
Важное слово в делах веры стало принадлежать светским правителям отнюдь не с религиозного Аугсбургского мира 1555 года. Умозрительная распря, начавшаяся в головах теологов, должна была завершиться осязаемым кровопролитием на поле боя. Решающим богословским аргументом оказался меч. Тридцатилетняя война (1618–1648) выявила чудовищность и бессмысленность такого положения дел.
Николай Коперник
На рубеже столетий разгорелся спор между католицизмом и протестантизмом, спор, который разрешился Контрреформацией. Дискуссии шли также между протестантами: решался вопрос об исключении из их среды перекрещенцев и противников догмата троичности как «фантазеров и сектантов». В то время как представители различных конфессий боролись то за богословские формулировки, то за сферы влияния, наступила новая эпоха. Новое научное сознание утверждается вопреки философии средневекового аристотелизма старой церкви. «Об обращениях небесных сфер» — так звучит название программного текста, в котором Николай Коперник (1473–1543) заменил геоцентрическую картину мира на гелиоцентрическую. Революционность может быть просчитана в самом движении созвездий. Синтез математики и естественнонаучного наблюдения дает возможность вытеснить мнения авторитетов конкретным опытом, то есть заменить книжное знание эмпирическим. Этот поворот знаменует уже деятельность Теофраста Бомбаста фон Гогенгейма, прозванного Парацельсом (1493–1541), который говорил: «Итак, знайте, что древние книги, которые дошли до нас, — несовершенны. Это скорее недостоверное писание, которое в большей мере искушает, нежели направляет на верный путь, поэтому я оставил их»{1}[1]. Параллельно с развитием нового естествознания развиваются и сопутствующие технологии. Ханс Липперши из Миддельбурга в Голландии в 1608 году изобрел телескоп. Это открытие вдохновило Галилео Галилея сконструировать инструмент, посредством которого он смог вести наблюдение за спутниками Юпитера и тем самым нанес чувствительный удар естественнонаучному аристотелизму. Таким образом, постепенно закладываются основы для отдельных научных дисциплин. Рене Декарт (1596–1650) в своем знаменитом труде «Discours de la méthode» («Рассуждение о методе», 1637) предлагает философский метод нового мышления Просвещения. Формулой «Cogito ergo sum» — «Я мыслю, следовательно, существую» — сомнение полагается исходным пунктом анализа и исследования. И вот уже набросана причудливая картина мира, в котором мера, число и вес становятся решающими критериями оценки действительности; впрочем, этим ограничивается и сам горизонт картезианского познания.
1
Paracelsus, цит. по: Е. Kaiser. Paracelsus. Reinbek, 1969 (= rowohlts mono- graphien. 149). S. 25.