Традиционный порядок вещей рушится, и человек осознает себя мерой всех вещей. Этот процесс протекал в эпоху Ренессанса и получил определение гуманизма. Дитрих Бонхеффер (1906–1945) так определил сложившуюся ситуацию: «Бог как моральная, политическая и естественнонаучная величина устранен… Дело интеллектуальной честности — исключить эту гипотезу»[2]. (То, что такого рода мыслительные задачи могли занимать протестантского богослова даже в концентрационном лагере Третьего Рейха, говорит о том, какое время было необходимо для анализа ситуации. При этом Бонхеффер, очевидно, и в будущем рассчитывает иметь дело с «поповскими увертками», которые могут замутить видение человека, утвердившееся с начала XVII века.)
Как для человека начала XVII века, для Якоба Бёме была актуальна проблематика промежуточной эпохи. Логику движения истории улавливали немногие. Пока удается только одностороннее освоение мира. Естественнонаучный метод оказывается пригодным только в тех пределах, где речь идет об уровне бытия, поддающемся исчислению, измерению и взвешиванию. С другой стороны, нельзя забывать, что выдающиеся представители нового научного направления были укоренены духовно и душевно в наследии отцов. Протестант Иоганн Кеплер (1571–1630), в бегстве то от католиков, то от собратьев по вере, далеко не случайно практикует астрологию, чтобы добыть себе средства к существованию. Его естественнонаучный поиск, как и у многих его современников, базируется на религиозной основе. Объяснение измеримых, поддающихся расчету естественных явлений для него возможно только потому, что в его мировоззрении духовная реальность остается последней неисчислимой достоверностью. В предисловии к книге Кеплера о гармонии Вселенной можно прочесть: «О если бы эти Небесные гармонии могли восстановить гармонию в церкви и государстве. Бог, как врач, теперь режет и прижигает, чтобы излечить несчастного больного. Но сам больной, в бреду горячки, не видит в этом блага. Так пусть же созвучие мировых систем служит нам образцом согласия».
Иоганн Кеплер. Анонимная гравюра на меди. XVII век
Кеплер разделяет испуг перед сознанием, исследующим человека исключительно на базе механической модели с ее методами анализа с помощью телескопов и микроскопов. В это время алхимики и ученики Парацельса нашли себе благосклонного покровителя в лице императора Рудольфа И. Он сумел привлечь к себе многих, например шваба Кеплера, датчанина Тихо Браге (1546–1601) и нюрнбергского алхимика Михаила Майера, нашедшего себе место придворного врача при пражском дворе. (Рудольф II на 23 года старше Якоба Бёме.) Они верили, что сокровенный смысл реальности открывается только эзотерику — посвященному, и практиковали иррациональное познание мира, не пренебрегая рациональным. Они исповедовали некий обновленный платонизм, ориентированный не только на исследование духовного мира идей, но и на изучение природы во всех ее обликах. Такое изучение природы — в отличие от современного критического — имеет дело не с количествами, которые подлежат учету посредством законов числа, меры и веса, но с качествами, в которых познается единство чувственного и сверхчувственного, природа и дух, вера и знание.
Иоганн Валентин Андреа. Анонимная гравюра на меди. XVII век
К тому, кто, по выражению Парацельса, знает «signature rerum», то есть символы и приметы вещей, — к тому вещи обращаются на собственном, совершенно особом языке. Желающему сообщить об этом придется использовать символически насыщенный способ выражения. Сегодняшний читатель этих с первого взгляда «донаучных» писаний в противном случае может полностью упустить интенции авторов той эпохи. В равной мере это относится и к трудам Якоба Бёме, который в своих сочинениях являет вышеописанный тип познания. В этом смысле характерна одна из его поздних книг, озаглавленная «De signatura rerum» (1621–1622). Он пишет:
«И нет в природе ни одной вещи, которая была бы сотворена бесцельно, каждая являет свой внутренний облик и внутренне постоянно работает на откровение. Мы убеждаемся в этом, видя силу и явленность этого мира, в котором вечная сущность наряду со своим рождением в вожделении родилась также и в подобии: в столь многих формах и обликах существует тварь.
Поэтому в знаках кроется большой смысл, по ним человек учится не только понимать самого себя (как облик наибольшей добродетели), но он может познать в них сущность всех существ. По наружному облику тварей, по их повадкам, а также по издаваемым ими звукам, по голосу и своеобразному языку можно познать их сокровенную сущность, потому что природа дала всякой вещи свой язык (сообразно ее внутреннему и внешнему образу), именно из сущности возникает язык, и ее бытийный импульс формирует сущность (эссенцию) в издаваемом звуке или энергию, оживленную в звуке, в запахе, в облике. Всякая вещь имеет свои уста для откровения.