Выбрать главу

Георг Вильгельм Фридрих Гегель. Гравюра на стали Зихлинга по рисунку Зебберса

Гёте

Определенное влияние Бёме можно, наконец, проследить и в пределах духовного пространства России. Эрнст Бенц обратил внимание на то обстоятельство, что протестантская мистика была тем звеном, посредством которого устанавливалась связь между немецкой Реформацией и русской церковью[216]. Подобно тому, как это было с писаниями Валентина Вайгеля, книги Бёме были переведены на русский язык вскоре после его смерти. Возникли небольшие общины Бёме в России, в том числе в Москве. То, что было невозможным в пределах ортодоксально ориентированных местных церквей Германии, ученики Бёме пытались пронести здесь: известие о наступлении «эпохи Лилии», которая должна означать начало всеохватывающего обновления и возрождения. Конечно, форсированный энтузиазм, пришедший с Запада, показался подозрительным русской государственной церкви и ее пастырям. Крайний последователь Бёме Квиринус Кульманн из Бреславля, который пришел посредством чтения книг Бёме к визионерским переживаниям и который хотел в этом царстве основать «подлинную монархию Иисуса», был как зачинщик беспорядков сожжен 4 октября 1689 года. И все же идеи Бёме нашли здесь почву, на которой прижились. В какой высокой мере ценил, скажем, царь Александр I в начале XIX века писания Бёме, Сен-Мартина и Сведенборга, следует из его подробных рекомендаций для чтения его сестре Екатерине Павловне, позднее супруге короля Вильгельма I Вюртембергского[217].Александр I, который был связан с Францем Ксавером фон Баадером, Юнг-Штиллингом и известной в пиетических кругах баронессой Барбарой Юлианой фон Крюде- нер, стремился к таким реформам в России, которые были бы основаны на религиозном пробуждении[218]. Наконец, следует упомянуть двух русских мыслителей — Владимира Соловьева и Николая Бердяева. Оба развивали андро- гинные и софиологические спекуляции, близкие Бёме. В своей философской автобиографии Бердяев признает: «Из великих немецких мистиков больше всего я любил Якоба Бёме. Он имел для меня совершенно исключительное значение»[219].

Таким образом, гёрлицкий сапожник Якоб Бёме оставил после себя в европейской истории мысли несмываемые следы и импульсы, действие которых прослеживается и сейчас. Как мы видели, он намечает такое направление познания, которое пролегает между Сциллой и Харибдой мистически расплывчатого и неземного спиритуализма и отрицающего реальность квазидуховного материализма. Некоторые моменты в его воззрениях принадлежат его времени, но мы можем найти у этого мужа XVII века моменты полноты истины, за счет которых он опережал всех мыслителей, довольствовавшихся рассмотрением частных аспектов действительности. Если Густав Рене Хок[220] высказался однажды, что европейский дух сегодня не может быть понят только исходя из внешних, экзотерических ландшафтов, но скорее стремится проникнуть вплоть до эзотерических регионов своих бытийных оснований, то следует признать, что подобное стремление в настоящее время разделяется немногими. Но тем не менее его нельзя считать праздным. Духовное наследие Якоба Бёме обязывает, хотя обратного пути — к Бёме — нет. «Тевтонский философ» тем не менее убедительно засвидетельствовал реальность внутреннего и внешнего миров, которые в наше время заново предстоит найти и познать.

Хроника жизни и творчества

1575

Якоб Бёме родился в состоятельной крестьянской семье в Альт-Зайденберге близ Гёр- лица; он был четвертым ребенком. Его отец Якоб происходит из семьи, давно осевшей в этих местах, он член церковного совета и судебный заседатель. Мальчик посещает школу. По состоянию здоровья он изучает ремесло у одного сапожника в Зайденберге. О времени его ученичества и работе подмастерьем ничего не известно.

вернуться

216

Ernst Benz. Die russische Kirche und das abendländische Christentum. München, 1966. S. 27 f.

вернуться

217

Текст в: Slawische Geisteswelt (Hg. von M. Winkler). Darmstadt, 1955. Bd. I. S. 160 f.

вернуться

218

Rosenberg, в указ. месте.

вернуться

219

Nikolaj A. Berdjajew. Selbsterkenntnis. Versuch einer philosophischen Autobiographic. Darmstadt — Genf, 1953. S. 200.

вернуться

220

Gustav René Hocke. Manierismus in der Literatur. Sprach-Alchimie und esoterische Kombinationskunst. Beitràge zur vergleichenden europaischen Literaturgeschichte. Hamburg, 1959 (= rowohlts deutsche enzyklopadie. 82/83).