— Шабаш! — весело кричит штурман Гена.
Окатываем палубу из шланга. Для следующей подвахты место подготовлено. Те, кто нас сменяет, уже выходят на палубу. Они еще чисты, не мокры и со свежими силами.
Сейчас для них поднимут трал.
И начнется шкерка!
Но нас это уже не касается. Мы — все! Мы — отработали.
Медленно спускаемся в рыбцех. Там мы снимем свои мокрые, облепленные рыбьей чешуей и кровью рыбацкие доспехи, повесим их сушить, а сами пойдем в душ.
— Глядите! — кричит кто-то. — Дельфины!
Перед тем как нырнуть в дверь рыбцеха, вижу стаю дельфинов. На огромной скорости они обгоняют «Катунь». То выскакивают, сверкая светлым брюхом, на поверхность, то стремительно ныряют, разрезая острым темным спинным плавником волны. Они, как истребители в небе, в четком строю показывают фигуры высшего пилотажа над водой. Стремительные, изящные существа будто знают, что ими любуются, и они все повторяют и повторяют свои номера.
— Живут же! — с восторженной завистью произносит Мартов и победоносно оглядывает всех нас, будто это он придумал дельфинов.
— Красивее их ничего не видал, — говорит капитан, и обгорелое под африканским солнцем лицо его освещается мягкой улыбкой, глаза голубеют. Он любовно смотрит на прекрасных и грациозных дельфинов, а я смотрю на него. Красив сейчас капитан. И меньше всего он похож на морского грозного волка, просто стареющий, добрый и уставший от моря человек.
Добираюсь до штурманской душевой. На траулере две душевые: одна для матросов, другая для комсостава. Сбрасываю с себя пропотевшее белье, отмываю грязь, потом стою под прохладным душем, чувствую, как возвращаются силы, блаженствую. Стою под освежающим душем, а перед глазами широкая и длинная река погубленной рыбы за кормой. «Что делают? Что делают!..»
До сознания не сразу доходит стук, кто-то ломится в дверь. Открываю.
— Ты что, уснул тут? — спрашивает Носач недовольно. — Стучу, стучу.
У капитана в каюте есть своя ванна, но он не любит в ней мыться, ходит в штурманский душ.
— Нет, не уснул. Задумался.
— Рано еще задумываться. Еще только два месяца в рейсе. Вот к концу, когда шесть месяцев будет, тогда задумаешься, — усмехается капитан. — Тогда, дорогой, сильно задумаешься.
Носач быстро сбрасывает мокрые грязные штаны, все в чешуе, в рыбьих внутренностях, в крови, стягивает потную майку. Последние дни, как пошла большая рыба, Носач все время такой. Мишель де Бре говорит: «У меня одна машина на него работает». В прачечной траулера две огромные стиральные машины, на домашние они совсем не похожи. В них прачка Мишель де Бре стирает наше рабочее и постельное белье.
Капитан сбросил с себя все и стоит передо мной во всей своей красе. Странно как —лицо в крупных глубоких морщинах, вьющийся густой еще чуб сильно побит сединой, глаза с усталым прищуром много повидавшего и познавшего человека, а тело все еще молодое, сильное, стройное, без старческой дряблости кожи, без жировых складок, без лишнего мяса. Красивый мужик капитан.
Носач регулирует напор душа, делает его сильнее и становится под воду, блаженно фыркает, с него стекают грязные ручьи.
— Так о чем задумался, если не секрет? — добродушно спрашивает он, душ привел его в хорошее расположение духа.
— Да вот подумал: столько рыбы угробили. Целая река протянулась. И все— давленая, погубленная. Что же они делают?
— Что! Что! — вдруг кричит Носач. — Рыбу ловят! Вот что!
— Ты не ори на меня! — взрываюсь и я. — Мы тут оба без штанов, мы тут сейчас равные!
— Без штанов, да не равные! — хоть и сбавляет тон Носач, но смотрит на меня яростно, смаргивает с ресниц набегающую воду. — Ты вот чистенький стоишь, а я вот грязный.
И правда, я уже вымылся, а он еще смывает пот, грязь.
— Тебе что! — опять повышает голос Носач. — Ты поплавал, посмотрел — и ручкой нам помашешь. Да еще накатаешь потом про нас, какие мы тут несознательные. А я должен дать заработок всем, и тебе в том числе. И план, план выполнить обязан! План — это все! Ясно, дорогой? Сейчас для меня нет ничего выше плана! Во-от!
— При чем тут ты, «Катунь»? Это они в океане безобразничают. Раздавили, искромсали и пустили погибать!
— Рыбу он пожалел! — опять взвивается Носач. —А людей не жалеешь! Люди вкалывают до седьмого пота! Задарма, что ль! Они в рейс идут заработать, а не книжечки писать! Стоит тут, чистенький, поучает, прокурор какой нашелся! В сторонке стоять и критику наводить — легче всего!