— Ну, вот и зашибись! — рассмеялся, пьяно, Воровайко.
Да и Доулбаев, скромненько, расплылся в узкоглазой улыбочке.
Как воры не нарвались на патруль, одному Богу было известно. Но, если честно сказать, охрана складов, носила чисто формальный характер. На вышке, в декабрьский мороз, понятно, никто не дежурил. Патруль же, выходил на проверку лишь изредка, без особого желания. А что до двоих «кавказцев», то они сидели на цепи, забравшись в конуры, на пропускном пункте. И никто их, никогда, на территорию складов, свободно бегать не отпускал. (И с патрулём, собаки никогда не ходили). Мало ли кто, из сотрудников, на территории находится! Ведь такие монстры разорвут, и отвечать за это, никому, ясно, не хотелось.
.Между тем, «друзья», с грохотом и криками, ввалились в казарму. А на тумбочке-посту, дневальным, в это время, дежурил Санька Истомин. Что он мог предпринять, да и зачем?.. Ведь, лейтенант-то Кукуев, как всегда, в казарме отсутствовал. Ушел «ответственный» офицер, на всю ночь, к своей знойной крале. Так что, призрачная свобода действий, на фоне принесённого бухла, мигом отхватила всех старослужащих. Ну, и Санька, естественно, поддался общему настроению.
Только бедный «молодняк» не радовался, привалившему, нежданно, «празднику». Жался по койкам, прекрасно сознавая, — что его, вскоре, ожидает. Две двадцатилитровые канистры — это, знаете ли, не баран чихал! Тут такая будет вакханалия, что только за штаны держись!.. Нет, конечно, не имеется в виду самое постыдное. Однако издевательств, унижений и рукоприкладства, надо ждать во всём объёме!..
Словом, спиртягу срочно развели. И девятнадцать, истосковавшихся, глоток приняли волнующую жидкость.
Что было потом, — трудно описать. Тост следовал за тостом, братание за братанием. Гоготание за пьяным плачем. «Ты меня уважаешь?» — за угрозами. Толпа гудела, вроде, растревоженных шмелей. В итоге, — восемнадцать человеков были, что называется, на «рогах». Воровайко целовал в лобик, окосевшего в доску, Доулбаева. Истомин, более или менее, трезвый, лабал на гитаре. Вспомнились старые обиды, а затем, и мордобой, махач резко, вдруг, попёр!.. Дембеля дрались с полуторагодишниками; а те еще и между собой. Разошедшийся Воровайко, только успевал выбивать зубы. Крики, мат, стоны, море крови.
Между тем, попрятавшиеся «молодые» тряслись, как зайцы. Но и до них, в конце концов, очередь дошла. «А ну, спляши, чего-нибудь!» — привязались к одному. Другого заставили петь гимн СССР. Остальных, согнав в кучу, организовали в «хоровую капеллу». Дескать, изобразите-ка «Подмосковные вечера»!.. Х-во, что-то мелодию выводите! А за фальшь у нас, в хавальник дают!..
Но «концерт», на этом, не закончился. Одному из дембелей, пришла в голову «идея». Баян, у офицера из второй казармы, попросить! Мол, гитара слабовато играет, — тихо, что не слышно. Тут же, снарядили группу и, в час ночи, пошли мужика будить. И что ведь, самое смешное, — заполучили инструмент! Потому как, капитан Бобров сам был в стельку пьян!..
— А ну, Санёк, выдай-ка «Цыганочку» с выходом!..
И пошла-поехала «лихая» пляска.
А засим, пьяно-сосредоточенно, стали песни орать на всю казарму.
За-по-мни!
Че-рез две. Через две зимы-ы!
Че-рез две. Через две весны-ы!
Отс-лу-жу!
Отслужу, как надо и вернусь!!..
За-по-мни!
И так далее, в том же духе.
А Воровайко потянуло на сентиментальщину. Обнял Истомина.
— Сыграй, пожалста, «Оренбургский пуховый платок»!.. Шибко песня за душу берёт!..
Санёк и слабал. Воровайко сопел, сопел, да и зарыдал, чудушко.
Потом, после заключительного аккорда, просветлённо выдал:
— А что, земели, пьём да пьём, а вот закусить, у нас и нет!
В ответ — пьяный гул сожаления.
— Верно, Коля! А че делать-то?
Воровайко залыбился хитро. Видно было, что
чувак подвигов захотел.
— Да есть одна задумка! Ха-ха-ха!..
— А че за задумка-то?
«Герой дня», пошатываясь, встал, расправил плечи.
— А ну, Доулбаев! Пошли за мной!
Но Доулбаев спал. Растолкали и заставили идти.
— А защем? А кута хотить-то нато?
— На кудыкины горы!
Казаха одели и вытолкали. Вслед за ушедшим «спасителем народа».
Когда «друзья» подходили к забору, нагнал их хохол Задеринога. Он тоже был сержантом, как
и Воровайко, и сам вызвался, «земелям помочь». Даже не предполагая, чем это, в будущем, может для него обернуться.
Не без труда, взяли преграду. И прямиком, направились к складам.