Подъезжая ближе к озеру, увидели уток, сидящих на воде. Это их кормовое место и место размножения. Байкал также, почуял верную добычу. Нетерпеливо заскулил, напрягся. Кстати, как не странно, шум двигателя, птиц, ничуть не пугает. Они на силуэт человека реагируют, машину не боятся. В принципе, можно было бы, стрелять прямо из кабины. Но далековато находились. Да и собаке трудно, потом, отыскивать тушки. Решили подкрасться, почти вплотную. Сторожко подъехали. Двигатель выключать не стали.
Затем, таясь, брели по болотине, средь кочки, вдоль озера. Шли след в след, — последним крался Байкал. Ружья взяли наизготовку. Ближе к краю, осока, высотою, поднималась до груди. Подняли тучу мошкары. И хорошо, что взяли сетки. Мошка, угрожающе, звенела и нападала, вроде пчел. Особенно, доставалось собаке, — её кусали прямо в нос. Бедняга лапою, сбивал обидчиков.
Кюёль, по краю, покрыт зелёно-бурой ряской. Пёс, по пути, заходил в воду, принюхивался. Пахло утками. Но пугать их, было не положено. «Байкал, рядом! Тише, тише.» — шептал я... Наконец, приблизились на расстояние выстрела. За осокой, плавал «будущий трофей». Пять уток кормились в 50 метрах. Встали с тестем рядом, направив ружья. Его левые, мои — правые. Байкал вытянулся, как струна, хотя и цель не видел. Четыре выстрела прогремели одновременно. Дробь из пятизарядки и двустволки, сразила трёх беспечных птиц. Остальные, — с испуганным кряканьем, — взлетели.
И тогда, — пёс стартовал, как спринтер. Подпрыгнул резко вверх, чтобы видеть уток. И поднявши веер брызг, с шумом, поплыл вперёд.
Одна из жертв, сильно трепыхалась. К ней-то, в первую очередь, и направился. Сразу прикусил шею. А затем, держа в зубах, быстро вернулся к берегу.
— Ай, Байкал молодец! — похвалили охотника. А он, отряхнувшись (дабы легче быть), вновь поплыл за добычей. Когда же, достал третью утку, отряхнулся уже основательно. И, с достоинством, посмотрел мне в глаза. «Ну, каков я? Каков?!».
Одним словом, работой пса, мы были довольны. Тем более что многие лайки, вообще, избегают воды. И, кстати сказать, — уток собаки, почти не едят. Потому как, на вкус, запаха тины не любят.
Вернувшись к машине, поехали к сенокосному балагану. «Домику» из жердей, покрытому ветками. Там, выгрузили всё необходимое. Котелок, топор, косы, спальники из оленьих шкур и пр. Решили поработать. Но прежде, перекусили немного. Чай с молоком из термоса, оладьи, сушеная сохатина. А потом, — на вечерней зорьке, — покосили час. Когда жарко, — трава жесткая; но теперь, при выпавшей росе, дело спорилось.
Косить, известно, поначалу много нельзя. Те же охоннёры входят в работу постепенно. Первый день литовки отбивают, потихоньку приноравливаются. Второй день, — труд на два часа, не больше. Лишь затем, выкладываются полностью, — от зари и до зари. Вот и мы, не усердствовали шибко.
Байкал, между тем, был недоволен. Потому как, вроде, не нужен стал. Обиженно заскулил, да и «плюнул». Убежал в лес промышлять. Позже, мы его хватились. Однако, вскоре, — услыхали заливистый, звонкий лай. Видать, какого-то зверя поднял, не иначе!.. Но идти, на ночь, глядя, на «призыв», было не с руки. Домой возвращаться надо, остались неотложные дела. К покосу подготовились, и достаточно. Ночевать не планировали.
А собака всё лаяла (звала), то ближе, то дальше. Гнала сохатого, возможно. Охотничий азарт, — что там говорить. И я её звал и свистел, однако, увы, бесполезно. Лай удалялся, удалялся, а затем, и вовсе исчез. Мы с тестем, почувствовали себя так, будто предали друга. После этого, ждали еще два часа, продолжая кричать.
Вообще, в поисках зверя, лайки «ходят» кругами. Сначала маленький, а потом, больше и больше. В данном случае, — по лесу, вокруг Кюё-ля. Подняв же сохатого, Байкал, инстинктивно, «держал» его. Вероятно, сильно переживая: «Ну, где же они? Где?!».
А мы не оправдали надежды собаки. А ведь она, — так старалась!.. Решили, что всё: потеряли Байкала. Такого трудолюбивого, умного пса. Только подружились, сработались, — и на тебе! Разошлись в разные стороны!.. Я, честно сказать, очень огорчился. Чувство вины не отпускало.
— Может, поедем? — спросил тихо тесть. А ничего, и не оставалось делать. Как бы тяжело ни было, а собрались и двинули. Скрепя сердце. И всю дорогу, фактически, молчали. Вещи же, оставили в балагане. В те времена, — никто бы ничего не украл. Разве, ружья только. Поэтому, их взяли с собой.