С триумфальным видом, незнакомый жеребец вошел во двор. Встал рядом с Искро й, и шеи их скрестились. Что и говорить, — радость, торжество влюблённых! Прекрасный миг соединения сердец!..
Мы же с тестем, не знали, что и делать. Появился, вскоре, хозяин старого коня. Пришлось долго извиняться; объяснять, — что произошло. Якут, только плюнул и ушел, обидевшись на нас. Гадали, глядючи на «пару»: откуда взялся этот наглый жеребец? И главное, — кому принадлежит? Кто владелец «хулигана»? Как с конягой справиться?..
Гнали, со двора, весь день, — ни в какую, не уходит!.. Наконец, пришел почтенный охоннёр, узнавший о своей пропаже. Пытался увести, но жеребец обратно возвращается, ломает жерди. И, снова, к Искорке встаёт, не уходит ни на шаг!.. Вот такая сильная Любовь! Даром, что «скотина бессловесная», как считают некоторые. А охон-нёр ушел домой. Дак влюблённый ведь, всю ночь «хулиганил» напролёт!..
Я и говорю тестю: «Выход тут один: надо покупать коня! Потому, что поломает всё; кобыле рожать не даст!». На книжке у меня, лежали деньги кой-какие. Словом, пошли к старикану «чай пить». За бутылкой, договорились о цене. Две тысячи, в советское время, бабки были огромные. Узнали, как зовут крутого жеребца. Оказывается, — Дохор. По-якутски, значит, «Друг».
Вернувшись домой, поместили его в нижний огород. С тремя нерожавшими кобылами. (Кроме, Зорьки и Искры, были еще две, обмененные на жеребят). А беременная Зорька находилась в верхнем огороде. Дохор туда и не ходил. Лошади брюхатые, становятся свирепыми. Да и зачем ему мосластая «старуха», когда рядом молодая Искорка!..
А вообще, жеребца выгоняют со двора, — пусть сам кормится!.. Тогда как кобылиц, содержат в загоне и дают еды. Но, разве, Дохора влюблённого, выгонишь!.. Поэтому, пришлось подкармливать и его.
Месяц жил коняга в огороде. Стал, со временем, родным. Да и он привык к новым хозяевам. А со мной дак, вообще, подружился. Я ему гриву расчесывал; подравнивал хвост и копыта. Разговаривал, как с человеком. Лакомства приносил.
Жеребец же, на ласку, отвечал благодарностью. По-своему, по-лошадиному, конечно. Радовался приходу, прижимался мордой к груди, когда его Хозяин обнимал. Мягкими губами, трогал, осторожно, кисть... Ходили вместе на улицу, в поле. Притом, — что я коня, даже, на поводу не вёл.
А как было приятно, посмотреть на влюблённых Искру и Дохора!.. Вот они стоят напротив друг друга. Трутся мордами, издавая ласковое ржание. Искра, выгибает шею по-лебединому; встряхивает гривой, — словно «прическу» поправляет. А Дохор покусывает её, слегка, за холку; гарцует вокруг, как бы пританцовывает. Приподнимает передние ноги, хвост; «расправляет» грудь. У обоих, необыкновенно красивые глаза, ресницы. Взгляд умный, глубокий, выразительный.
За всё время, Искра родила от Дохора, одного жеребёнка. Но детёныш этот, оказался, к несчастью, первым и последним.
***
В конце апреля, Зорька, как обычно, повела стадо на острова. Через протоку. Кобыл и стригунков, контролировал сзади Дохор. Узнав, что у нас молодой, сильный и красивый жеребец, многие отдали своих животных в «общину». А позже, она расширялась, вообще, за счет чужих кобылиц. Дохор отбивал их, от других жеребцов-производителей. Устраивал жестокие драки, и, статью «мужской», завлекал «дам» в «гарем».
А потом, смотрю, — откуда-то, неизвестное пополнение. И не просто пополнение, а. брюхатые самки. В марте, приходили хозяева отбитых «девах», и забирали домой. А за то, что конь оплодотворил кобылиц, расплачивались деньгами и сеном. От Дохора, рожали и наши красавицы. Жеребят-«мальчиков», мы обменивали на молодых лошадей. Так что, лет через пять, с тестем у меня, было уже 12 голов личного стада.
Однако, по-настоящему, Дохор любил только Искорку. Бывало, едешь на кунге, проверить, как кони пасутся, а влюблённых-то, видно издалека. Грудь к груди, шеи скрещены: — что и говорить, «объятия навек». И такое обожание, — на протяжении лета и зимы. Поразительный феномен!.. Вот только, пока Искра, никак не могла, забеременеть от любимого. Наблюдая за ней, обычных признаков «результата» огула, я, так и не заметил.
К марту, лошади, как часто бывает, возвратились на острова. А на одном из них, стояла ловушка-загон для жеребца. На самой тропе. Широкая в начале, она потом, сужается, по типу «морды» для рыбы. Сделана из толстых жердей. А приспособлена для того, чтобы полудикий конь не домогался беременных кобыл. Так якуты мудрые считали. Считали, что его надо изолировать. Подобные ловушки расположены и в других местах, — к примеру, в тайге.
Так вот. Собрались охоннёры с арканами, на якутских лошадях, Дохора ловить. Стадо приближалось. Видно было, что жеребец заволновался. Я попросил тестя: «Отец, скажи старикам, чтоб не подъезжали к коню!». А сказал потому, что знал, какие страсти могут разгореться. В прошлый год, в лесу, Кара-Хараха, пытались в ловушку загнать и там заарканить. А он начал, как бешеный, метаться; выбивал жерди, перепрыгивал через них. Душится на аркане, и, ни за что, не идёт, не поддаётся. Глаза налились кровью; изо рта пена брызжет; губы до крови искусаны. Я только удивился: зачем так мучают животное? Когда можно, сделать по-другому. Короче, еле совладали с диким норовом коня.