– Да, да! – прошептала госпожа Эрмин.
Эмма понимающе хмыкнула:
– Ну, если он уже вошел в кулс дела, тогда конечно. Блаво, коллега. Очень плофессионально.
(Пожалуй, я больше не буду передавать на письме ее картавость. Замечу лишь, что этот маленький дефект несколько смягчал жесткость, если не сказать грубость Эмминой речи, в которой начисто отсутствовала какая-либо женственность.)
Корделия от этой инсинуации вспыхнула, а господин побледнел, что являлось у него признаком ярости, и я счел необходимым вмешаться, чтобы не произошло ссоры.
– Раз вопрос о руководителе решился, давайте приступим к совместной работе. Предлагаю выслушать соображения мадему… соображения Эммы. Надеюсь, они окажутся не менее острыми, чем ваш язычок.
Я нарочно выразился насмешливо, потому что в общении с нахалами самое лучшее – сразу сбить спесь. Какая-то девчонка смеет хамить величайшему сыщику современности! Ну-ка поглядим, чего ты стоишь, девочка, подумал я.
– Да чего тут соображать? – скривила она пухлые губки. Про такие обычно говорят, что они созданы для поцелуев, но у Эммы они, кажется, были созданы только для того, чтобы делать презрительные гримаски. – Первым делом пошлю телеграмму мисс Ларр. Пусть они там в Америке выяснят всё что можно про предположительных заказчиков – родню госпожи Эрмин. Сбор сведений займет пару дней. А мы тут тем временем попробуем поискать исполнителей.
– Каким, позвольте узнать, образом? – вежливо осведомился Эраст Петрович. – Никаких следов «метростроевцы» не оставили. Аспен тоже исчез.
– Осталась линия вашей картины. Таинственный покупатель, который ее домогался на выставке. Нужно расспросить тамошних служителей. Они наверняка запомнили колоритного господина в зеленых очках и, может быть, что-нибудь расскажут.
Эраст Петрович несколько мгновений смотрел на Эмму. Затем вдруг улыбнулся.
– Ваша идея, может быть, не слишком перспективна, но она на сей момент единственная. Пожалуй, вы окажетесь полезным членом нашего экипажа, сударыня. Как говорят в вашей стране, welcome on board. Двое из нас отправятся в клуб, а третий останется охранять госпожу Эрмин.[10]
– Я даже догадываюсь кто, – буркнула Эмма, не слишком смягченная его любезностью. – Ладно, «Простомаса», завтра с утра этим и займемся. Давайте спать, что ли? Я чертовски устала. Девочки на кровати, мальчики в креслах. Мы трое спим по очереди.
Она, кажется, не умела не командовать.
Я дежурил первым.
Свет погасили, но мне казалось, что спит только англичанка. С ее стороны постели доносилось ровное сопение. Госпожа Эрмин ворочалась и вздыхала, Эраст Петрович тихонько пощелкивал своими четками – восстанавливал внутреннюю гармонию. Не хочет спать – его дело. Ровно через два с половиной часа, как условились, я сдал ему пост и сразу уснул. Перед пробуждением мне снилась рыжая лисичка. Она сначала меня обнюхала, сверкая шальными глазенками, потом повернулась задом и стала мягко, щекотно водить своим пушистым хвостом по моему носу. Я чихнул и открыл глаза.
Надо мной низко склонилась Эмма. Она дула мне в лицо.
– Пора, – прошептала она. – Мы с вами уходим. Держу пари, что, как только за нами закроется дверь, красавчик-брюнет переберется на кровать. Ну а у нас есть дела поважнее.
Было уже не рано. В окно светило яркое солнце.
Эмма сразу повела себя так, словно она начальница, а я подчиненный. Я не возражал. Меня это даже забавляло.
Действовала она очень уверенно.
Сначала велела портье выяснить, где в декабре проходила выставка, устроенная Клубом Потомков Корсаров. Через минуту у нас был адрес.
Потом не позволила мне взять извозчика.
– Мы должны проверить, нет ли слежки. Очень надеюсь, что есть. Тогда мы сами последим за следящими. Я послежу, – уточнила она. – У меня это получится лучше.
Я улыбнулся, спорить не стал.
– Как же мы это сделаем?
– Идите в сторону Оперы. Я отстану. Никто меня не заподозрит. Идет себе какая-то финтифлюшка, и идет. Тем более, вас они знают, а меня нет.
Я перестал улыбаться. Вот это было уже соображение веское. Действительно, кому придет в голову, что субтильная рыженькая барышня – сыщик?
Так мы и сделали.
Я деловитой походкой дошагал до конца улицы, повернул на бульвар. Через пару минут меня догнала Эмма.
– Никого нет. Я бы заметила. А может быть, я запалилась.
Она все время перескакивала с английского на французский, потом обратно.
Я не понял слово «grillé», и она объяснила: