Коня удивляет и то, что хозяин хоть и разговаривает вслух, но не с ним. Да и голос удивляет коня — то еле слышный, то гневный.
— Есть три вещи, которых не получить от меня этим подонкам: не будет им ни обвиняемого для скамьи подсудимых, ни коня моего, чтобы покрасоваться на улицах, ни моей девчонки… Эти три вещи я с собой забираю — согласно приговору, что сам себе вынес. Есть еще у меня власть. По крайней мере над самим собой есть еще у меня власть.
Отчаяние немного отпускает его, когда ему приходит на ум план маленькой мести дону Антонио Менданье, который ближе к вечеру появится в кафе, чтобы похвастать своей новой машиной марки «феррари», ревущей серебристой ракетой, купленной на денежки жены, уроженки Бежо, каковая загребает две тысячи конто в те годы, когда на пробку урожай, а в прочие довольствуется пятью сотнями, что стрижет с арендаторов, возделывающих пшеницу.
Этот типчик тоже ведь предъявил ко взысканию вексель на сто пятьдесят конто за подписью Зе Мигела, хотя должен-то ему Зе Мигел сто двадцать, а то и меньше, за вычетом расходов по транспортировке товара на фабрики Аморы. Ладно, вексель есть вексель, ничего не попишешь. Он, Зе Мигел, сказал — ну, конечно, сеньор дон Антонио, само собой, потому что сразу же придумал, как ему поквитаться с Менданьей: выманить у него ключи от купленной накануне автомашины и отправиться на ней в последнюю поездку.
— Этот тип узнает, каким образом хотел я разделаться с ними со всеми: навредить им всем так, чтобы помнили меня, раз уж не могу всадить по пуле в череп каждому. А одному кому-нибудь — не стоит труда: слишком много бы их осталось на развод.
И когда он в первый раз произносит вслух эти слова, внезапно чувствует желание кончить побыстрей.
Боится, что разнюнится, пощадит коня, и они пустят его с аукциона — там, за дверью здания суда, жеребец португало-арабских кровей, почтенные сеньоры, вороной, тавро завода Релвасов, отзывается на кличку Принц, цена для почина — два конто, кто больше, почтенные сеньоры? Зе Мигелу кажется, что он слышит голос аукциониста, каковой по распоряжению превосходительнейшего главы окружного суда приведет в исполнение закон, писанный Релвасами; Зе Мигел слышит голос аукциониста Соузы, кислый и равнодушный, но не без нотки удовольствия, так же как и взгляд, которым Соуза окинет присутствующих — взбудораженных, собравшихся здесь, дабы принять участие в гражданской казни человека, которого ненавидят больше всех в городке и которому больше всех завидуют, а это я и есть, да, я самый, Зе Мигел, Мигел Богач, подпасок и табунщик, водитель рыбных автофургонов, крупный арендатор и воротила с черного рынка, контрабандист и владелец семи грузовиков и усадьбы, все заложено-перезаложено, я партнер старого Релваса, что в квадрилье этих тореро за главного, за матадора, а еще я партнер лейтенанта Жулио Рибейро, и лавочника Коутиньо, и председателя муниципальной, палаты, и такого-то, и растакогото и так далее, и тому подобное, целый список пенкоснимателей и мерзавцев, конца ему нет, но кто сидит в дерьме, так это я, я остаюсь без гроша и умру по горло в долгах и в сифилисе и по горло ублаженный женщинами, и ненавистью, и виски, и конями, и всеми радостями, а чего же вы хотите, может, чтобы я просидел всю жизнь, глазея на проходящие поезда! Радостей, что я получил, у меня уже никто не отнимет…
Но обрывочные эти слова он выплевывает с тревожной иронией, ранящей до крови, и сам же передергивается от этих слов, мешком обмякает в седле, а конь в знак протеста взвивается на дыбы, призывая хозяина погарцевать и покрасоваться, как в прежние удалые времена.
Когда конь и всадник подъезжают к огороженному выгону, где пасутся быки, Принц пугается и ржет: он узнал быков по запаху и по медлительным движениям голов; он отскакивает к самому краю тропинки, забирает вбок, вбок, какой-то бык ревет возле самой ограды из колючей проволоки, и конь переходит в частый, хотя и не очень собранный галоп, наставив твердые внимательные уши.
Зе Мигел очнулся, поддергивает удила раз, еще раз и, заставив коня убавить ход, пускает его по другой тропинке, которая приведет их к конюшне, где Карлос Кустодио в этот миг седлает сивую кобылку, чтобы убраться подобру-поздорову.
— О-о, Принц, о-о!..
Конь переходит на свободный шаг, ставя копыта на всю поверхность, теперь он несется вперед не колеблясь, дрожь унялась, он вскидывает копыта легче, равномернее, ставит точнее. Животное успокоилось — потому, что опасность позади, и потому, что хозяин гладит ему гриву — той же рукой, что через мгновение быстрым яростным движение выхватит из кармана револьвер. Густая молочно-белая пена, выступившая из-под узды, подчеркивает черноту коня — черен, как спелая тутовая ягода.