Франц. Он заболел. Я не могу сам справиться с «им. Его нужно вынести из этой степи.
Дед. Вот видишь: степь ему не по душе!
Рудой. А вы к дирекции обращались?
Франц. Директор послал к инженеру, а инженер послал ко всем чертям.
Рудой. Прицельно! А в заводской комитет?
Франц. Заводской комитет ничего не понимает. Пьет чистый спирт.
Дед. О-о спаси мою душу! Какое же еще понимание нужно?
Рудой (сурово). Вы в партийный комитет ходили?
Франц. Я — беспартийный. Я подчиняюсь администрации. Тем, кто платит мне.
Рудой. Партия есть авангард рабочего класса. Если вам не давали работать, вы не — имели права не пойти в партийный комитет.
Франц. Вы не смеете так разговаривать со мной! Я не разрешаю вам! Я — инженер высокой квалификации. Меня знают многие фирмы. Вы на меня орете, будто я что-нибудь украл. Я ничего не воровал! Кто вы такой?
Рудой. Вы меня об этом не спрашивали, когда звали на помощь.
Хлопцы. Пошли! Пускай себе удирают.
Рудой (твердо). Нет, ребятки, я ему еще отвечу. Я — демобилизованный красноармеец. А теперь иду на завод. И полагается мне знать, что это за люди здесь бродят по нашей степи. Согласно уставу полевой службы, я должен знать — чужие или свои это люди.
Франц (почти истерично). Я иностранный подданный! Я — подданный Германской республики! Меня давят ваши пустыни. О, я знаю! Вас послали догнать меня и убить в этой степи.
Хейман. Геноссен. Калориферы. Температура.
Рудой (обеспокоенно). Подождите. Мы идем прицельно на завод. Колхоз нас выделил. Вы нас тащите сюда, и мы выясняем факты. Где же убийство?
Франц (истерично). Молчите! На ваших руках — кровь! Где ваш револьвер? Стреляйте прямо в сердце! Я умру в этой проклятой степи, как мужчина. Я больше ничего не скажу!
Пауза. Ветер усиливается. Ревет.
Дед. Снова степь проклинает. О, спаси мою душу!
Рудой. Мы вот что сделаем. Прицельно мы оставим с вами деда, а сами пойдем и пришлем сюда санитарную карету, может, больного и трогать нельзя.
Дед. Чтобы я да сидел тут с ними? А ежели убьют? Я еще жить хочу.
Рудой. Посидите.
Дед. А дудки! У меня овцы.
Рудой. Дедушка, ведь это же международная политика!
Дед. А я пойду.
Ушел, напевая старческим дребезжащим голосом: „Вулиця гудё, де козак иде!“
Рудой. Вот тебе и махновец! Придется мне самому. А вы, хлопцы, катайте на завод. Тут уже недалеко. Придя на завод, сообщите в контору, что их спецы сидят здесь. Пускай приедут с врачом. Да побыстрей.
Хлопец. А ежели нам не поверят?
Рудой. Поверят. Это же международная политика! Идите прямо по рельсам. Во-он там, вдали, видите, стоит дрезина. Наверное, ремонтная бригада. Попросите, чтобы подвезли.
Хлопцы пошли, оглядываясь в сторону Рудого.
Франц. Вы отправили их, чтобы не было свидетелей?
Рудой молчит.
Мы честные специалисты. Разрешите нам идти на родину. Мы никакого вреда не причинили. Мы не можем больше вытерпеть.
Рудой. А почему бы вам не поехать поездом? Чистая постель, горячий чай — это вам не пешком ноги бить!
Франц. Вы же нас охраняете? Как татарин, встретились в степи.
Рудой. Чтобы вы не учинили никакой провокации. Я вам не верю, господин немец. Разве вы не можете удушить этого вашего камрада, чтобы самому бежать дальше? А нам тогда прицельно что прикажете делать с трупом иностранного специалиста в голой пустынной степи? Разве нам поверят тогда, что вы бежали не от смерти?
Франц (наклоняется к Хейману, садится возле него). Хейман, тут затеряешься как иголка. Как иголка. Только в библии — такая пустыня.
Рудой ходит, хмуро поглядывая в ту сторону, куда пошли хлопцы. Останавливается, всматривается. Свирепствует ветер. Позванивают рельсы. Влетает дрезина. На ней трое: Венгер и двое рабочих. Венгер сходит на землю, улыбается.
Венгер (спокойно). Ваши хлопцы хотели, чтобы я отвезла их на завод, по это лишнее, потому что именно ради этого я и ехала сюда. Доброго здоровья, товарищи.
Рудой. Здравствуйте.
Венгер. Доброго здоровья, товарищ Адер. Нам очень обидно, что вы к нам не обратились. Вы же знали к нам дорогу.