Гвардия. Плохой паровоз. И мало мы их выпускаем. Нужно продать завод к чертовой матери!
Седой. Завод продать? Нашу кровь и нашу душу?
Гвардия. Кровь нам не нужна — паровозы давай!
Седой. И привезти из-за границы чужой завод? Да он тебе немецким языком заговорит.
Гвардия. Не привозить. Нужен новый завод. Чтобы дать полную норму паровозу и — баста.
Седой. Ты, выходит, умнее немца?
Гвардия. Немец свое защищает, а я — свое. Он продает старый завод, а я за новый голосую!
Седой. По-глупому голосуешь.
Гвардия. Ия глотку буду грызть, чтобы не покупали за границей завод!
Седой. Ты в степи побегай, как немец! Может, остынешь…
Гвардия. Я от белых не бегал! А тут — мой самый высокий голос!
Седой. Большевистский завод в яму закапываешь?
Гвардия. И закопаю, ежели новый будет.
Седой. В гроб, значит? Завод в гроб? Принесут тебе, значит, гроб, а ты завод в него и положишь? Так, что ли? Гроб тебе нужен?
Четверо фабзайчат несут через весь цех деревянный гроб. Несут медленно и мрачно. Подносят его к рабочему в матроске и ставят на землю. Снимают крышку, достают оттуда плакат.
„В ЗЕМЛЮ БРАКОВАННЫХ ДЕТАЛЕЙ НЕ ПРЯЧЬ,
А СЮДА ИХ ВСЕ СКЛАДЫВАЙ,
И САМ НА НИХ СВЕРХУ ЛОЖИСЬ!“
Седой. Красота!
Внутри бывшей церкви. Рабочая столовая. Вместо алтаря — сцена. Невысокий занавес. Плакаты. Столы. Деревянные скамейки. Висит паникадило, украшенное красными флажками. Надпись: „Хотя это уже и не церковь, но головные уборы во время обеда снимайте“. Заканчивает обед первая смена. Вместе с другими обедают Венгер, Рудой и председатель завкома. Хрипящий репродуктор передаст какой-то концерт.
Рудой (галантно. Венгер ему нравится). Я тебе говорю, дорогая товарищ Венгер, что мы засеяли всю выделенную площадь. И так мне кажется, что они прицельно не управятся сами убрать. Вот какая вещь.
Венгер. Нужно, чтобы известили заблаговременно. Мы им пришлем бригаду на помощь. Проследи за этим сам, товарищ.
Рудой. Я-то прослежу для нашего колхоза, только как ты рабочих будешь отрывать от работы, товарищ Вера?
Венгер. И не буду отрывать. Помогать поедет бригада добровольцев. Свой тарифный отпуск они отдадут на смычку с колхозниками. И отдохнут там, в степи, на солнце, на новой работе.
Рабочий (рядом). Разве у крестьянина работа легче, что там можно еще и отдохнуть? Крестьянская работа — каторга.
Венгер (улыбается). Верно, что тяжелая. А наши товарищи облегчат ее. Отремонтируют колхозникам машины, помогут им лучше организовать труд, — организация — это уже тебе половина дела, — усилят колхозный культурный фронт, наладят тесную личную связь — многое предстоит им сделать. Нужно работать по-пролетарски, товарищ.
Председатель завкома. Вот куда бы я с охотой поехал. Ну их ко всем чертям, эти завкомовские дела! Пускай на моем месте посидит кто помоложе.
Венгер. Снова за свое! Ты так и выговор заработаешь.
Председатель завкома. Лучше выговор, чем такая морока.
Входит директор завода. Садится возле Венгер.
Рудой (встает). Здравствуйте, товарищ директор. Председатель завкома (к Венгер). Вот тебе и весь заводской треугольник: я, ты да он. Последний раз прошу вас — отпустите меня на производство. Что я вам — народный заседатель, чтобы сидеть в завкоме? Я теряю квалификацию!
Директор (степенно). Хорошо, я подумаю. Может быть, что-нибудь сделаем.
Венгер (посмотрела искоса, будто в шутку). Директор, а о тебе ходят плохие слухи.
Директор. Какие?
Венгер. Потом скажу.
Тем временем радио выключают, я на сцене происходит представление местного заводского Темафора (театр малых форм). Рабочие, сидевшие спиной к сцене, поворачиваются с тарелками в руках.
Конферанс (перед занавесом).
Товарищи ударницы и ударники!
Слесаря, кузнецы и литейщики!
Токари, котельщики и электросварщики!
Приятного вам аппетита! (Кланяется, поет.)
Наш Темафор, вперед лети,
В коммуне остановка! (Умолкает.)
За занавесом заканчивают: