Она не знала, сколько они так просидели, но не сомневалась, что уже несколько палочек для благовоний успели бы сгореть*.
* Палочка благовоний — примерно 30 минут; время, за которое сгорает палочка благовоний.
В какой-то момент руки Рури бессильно упали к нему на колени, а он сам чуть отодвинулся назад, вздохнул и вытер пот со лба. Кохаку не спешила убегать, а обеспокоенно смотрела на него. Рури молчал и пытался отдышаться, затем чуть отодвинулся и опёрся спиной о стену дома.
— Ты в порядке? — поинтересовалась она, не сдвигаясь с места.
Он приподнял голову и посмотрел на неё. Казалось, лазурные глаза заглянули в глубины её души.
— Нуна… — произнёс он и замолчал. Кохаку решила не перебивать, а дала ему договорить.
Он выглядел так, будто пожалел о том, что вообще открыл рот. Как часто делала она сама, Рури прикусил нижнюю губу, свёл брови и всё-таки вновь заговорил:
— Нуна, как тебя зовут?
Кохаку удивлённо смотрела на него. Неужели всё это время он хотел узнать её имя, но не решался спросить? Её грудь — или это живот? — вдруг наполнило теплом, от приятного тянущего чувства всё внутри сжалось, а к щекам прилил жар. Неужели это раны вызывали такое чувство? Или талисманы Рури?
Она поднесла ладони к щекам и накрыла их, смущённо отвернулась в сторону и похлопала себя пару раз. Затем вновь взглянула в глубокие лазурные глаза и улыбнулась.
— Кохаку!
Остальные обращались к ней как к принцессе Юнхе, но это была лишь маска, что Кохаку приходилось носить в Сонгусыле, чтобы выжить. Сама она просила называть себя нуной и совсем не подумала, что Рури захотел бы узнать её настоящее имя. А может, в душе надеялась, что он вспомнит сам.
Ясные лазурные глаза блестели в лучах яркого дневного солнца
— Красивое имя, Кохаку, — совсем тихо проговорил он, но благодаря острому лисьему слуху Кохаку расслышала его слова. Она неосознанно вильнула хвостом, не отводя взгляда от Рури.
Его щёки покраснели, но он всё равно тоже продолжал смотреть на неё.
Кохаку смущённо приподняла голову и воскликнула:
— Спасибо!
Затем потянулась за фуринами, что лежали поблизости на траве, с заботой оглядела их и прижала к своей оголённой груди, выглядывающей из-под ткани незавязанного тёмно-синего халата. Чтобы скрыть смущение, она поспешила сменить тему:
— Я собираюсь отправиться на Чигусу.
— Нуна!
— Ты со мной?
— Нуна, раны разойдутся… — в голосе Рури звучала неподдельная тревога, перемешанная с заботой, что смущало ещё сильнее.
— Я отправляюсь сегодня, с тобой или без тебя, — на полном серьёзе заявила она.
На миг в его глазах отразилась боль, которая быстро сменилась решимостью:
— Я с тобой, ну… Кохаку. — Его лицо озарила улыбка, а в груди Кохаку как будто мир перевернулся. Она редко замечала у Рури такое выражение во взрослом возрасте, как и в принципе не помнила, чтобы он смеялся после их первой встречи в Сонгусыле. В этом плане он сильно отличался от Ю Сынвона — даже в моменты отчаяния тот улыбался и никогда не сдавался, улыбка как будто никогда не сходила с его лица.
Кохаку встряхнула головой. И почему только вспомнила генерала?
Она вскочила на ноги, как бока резко закололо. Кохаку упёрлась рукой в шероховатую стену и решила пока стараться не делать резких движений.
— Давай вернёмся и узнаем, могут ли монахи переместить нас своими талисманами.
— М.
Рури тоже поднялся и обеспокоенно предложил ей руку в качестве опоры. Или… так ей показалось. Кохаку улыбнулась и обняла её на уровне локтя, перенесла вес на друга, продолжая сжимать фурины в одной из ладоней.
— Подожди, — проговорил Рури, и их взгляды на миг пересеклись, но затем он опустил голову. Рури стоял на месте, словно чего-то ждал или хотел сделать, а Кохаку не могла понять его.
Тогда он аккуратно вытащил руку из её объятий и дотронулся до халата, его щёки налились краской. Он отвернул взгляд в сторону, словно что-то высматривал в траве, и при этом вытянул перед собой руки, нащупал распахнутый халат, аккуратно наложил ткань друг на друга. Кохаку прекрасно видела, как он старался и не смотреть, и не задевать её раны, и не могла не улыбаться.
Рури осторожно потянул ленту и мягко завязал её, после чего наконец поднял голову. Его щёки по-прежнему наливала краска, благодарная Кохаку решила не смущать друга ещё больше, поэтому шире улыбнулась, довольно прикрыла глаза и сказала:
— Спасибо!
— М.
— Теперь обратно?
Кохаку слегка прикусила нижнюю губу, гадая, не забыли ли они что-то ещё. Но Рури только кивнул, поэтому она бросила взгляд на окно, через которое выбиралась наружу, и покачала головой — сейчас она не пролезет через него, только раны потревожит.
Она не знала, где выход, но помнила, с какой стороны пришёл Рури, поэтому туда и направилась. Поначалу они шли вдоль стены, пока сбоку не начали доноситься знакомые голоса. Кохаку обернулась и неподалёку заметила деревянную пагоду с красиво изогнутой крышей, внутри сидели две фигуры, одну из которых она мгновенно узнала, несмотря на то, что смотрела на него со спины: Ю Сынвон успел вновь сменить форму на человеческую и переодеться в монашескую тёмно-синюю одежду. Должно быть, его собственная ещё не высохла. Напротив него сидел Чуньли — тот самый монах, что переместил их в Цзяожи из Сонгусыля при помощи талисмана. Он-то и был ей нужен.
Кохаку резко развернулась и сошла на выложенную камнем тропу, ведущую к пагоде. Вдоль неё росли небольшие кусты — Кохаку бы не удивилась, если бы среди них оказались всевозможные лекарственные травы.
Ю Сынвон, обладавший таким же острым лисьим слухом, что и она, обернулся на звук шагов, улыбнулся и помахал. Кохаку уже месяц знала о происхождении Ю Сынвона, с ночи в храме после нападения Сыхуа. Тот попросил поговорить наедине и предстал перед ней в истинном облике с чёрными ушами и хвостом. В ту ночь Кохаку прониклась к нему большим доверием и симпатией — не могла не радоваться, что существовал ещё один выживший с Чигусы. Но после пары дней размышлений поняла, что никогда не встречала его в детстве. Конечно, Чигуса была немаленьким островом, они могли жить в разных деревнях, но если Ю Сынвон имел только один хвост, то ему было менее ста лет, а значит, не сильно старше самой Кохаку. Среди ровесников она такого не помнила — а Кохаку прекрасно запоминала лица, даже если видела лишь раз; более того, среди своего окружения она ни разу не встречала лисов с чёрным мехом. После они не говорили об этом, в диалоге ни разу не всплывала тема Чигусы или их прошлого.
Кохаку думала обсудить это с Рури, но не хотела вызывать лишних подозрений — союзник в лице генерала, вошедший в доверие короля Сонгусыля, ещё пригодится им. И Рури вроде хорошо относился к нему, Кохаку не хотела испортить его впечатление, в том числе поэтому решила промолчать. Теперь, когда Рури обо всём узнал, Кохаку не знала, стоило ли обсудить с ним генерала, и пока выкинула эту мысль из головы.
Чтобы не тратить время попусту, она решила перейти сразу к делу, поэтому у пагоды Кохаку закрыла глаза на приветствия и сразу начала:
— Монах Чуньли, благодарю за спасение, вы можете переместить нас на Чигусу?
Сказать, что у него отвисла и едва не отвалилась челюсть — ничего не сказать. Чуньли сидел с распахнутым ртом и выпученными глазами, которые чуть не вылезли из орбит. Он напомнил карпа, плавающего у берегов Чигусы, только этого сжали и едва не выдавили глаза.
Монах и генерал сидели за низким столом, на котором были разложены чёрные и белые шары для игры в го*. Кохаку помнила, что видела, как старшие на Чигусе играли в неё, в том числе её родители. Сама она правил не знала. От шока Чуньли не удержал белый шар в руках: тот выскользнул из его пальцев и упал на деревянный пол, со стуком отскочил в сторону. Он пробормотал что-то вроде извинения и полез за ним.
* Го (яп. 囲碁; вэйци в Китае, падук в Корее) — логическая настольная игра с захватом территорий. Дословно означает «окружающие шашки».