И тут наставник совершил еще один не уставной поступок. Шагнув ближе, одабаши с непонятной нежностью погладил кадета по коротко остриженным волосам.
— Ничего, парень. Держись… Здесь всем приходилось терять родных и близких. Увы, так устроен мир. И чем старше ты становишься, тем чаще сталкиваешься с этой неприятной стороной жизни.
— А вот и нет! — зло выкрикнул Вест, отстраняясь от офицера. — Я никогда больше не буду рыдать на похоронах. Я — янычар!
— Это верно, — кивнул головой наставник. — С благословения Императора, Оджак предоставляет каждому из нас шанс залечить старые раны и попытаться не нажить новых. Вот только жизнь, кадет, как вода, сумеет просочиться даже в самую микроскопическую трещину. Если только ты не намерен постоянно, до самой смерти, ходить в гидрокостюме и повсюду таскать за собой страховочный линь.
— Я не совсем понял вас, офицер-наставник… — растерялся Вест. Для него, родившегося и выросшего на Обстинатке, сравнение было достаточно емким, но слишком уж витиеватым.
— Не бери в голову, янычар. Со временем сам во всем разберешься и поймешь: что к чему… А пока — видишь эту безбрежную синеву? Она тоже терпеливо дожидается своего часа. Давай, парень, до подъема еще тридцать шесть минут, успеешь поплавать. А я — так и быть — поработаю наблюдателем. Хотел сам искупнуться, но тебе нужнее… — и, видя, что Вест замешкался, ортный командным тоном отчеканил. — Чего застыл, кадет?! Был отдан приказ: искупаться!
— Есть, искупаться!
Накрепко вколоченные за год обучения инстинкты сработали мгновенно. И Вест оказался по пояс в воде раньше, чем сообразил, что офицер-наставник шутит.
Но теперь это уже не имело значения. Теплая как парное молоко, соленая вода приняла Веста в свои объятия, мягко смывая всю грязь с его тела, а потом — море недоверчиво, с робкой надеждой заглянуло в его душу. Так умный пес, лежа в уголке, посматривает на своего хозяина, слишком занятого, чтоб обращать внимание на собаку. И пес с безграничным терпением дожидается своего часа, всегда готовый броситься к человеку, радостно помахивая хвостом.
Ощущение сопричастности было столь мощным, что Вест едва не захлебнулся от нахлынувших на него эмоций, но уже в следующее мгновение наваждение схлынуло, оставляя привкус соленой горечи во рту. Хотя, говорят, что вода горчит в каждом море… и, даже — океане.
— Что это было, офицер-наставник? — огорошено спросил Вест, выбираясь на мелководье и вопреки Уставу, без разрешения обращаясь с вопросом к старшему по званию.
— Почувствовал? — вместо ответа уточнил одабаши.
— Да, офицер-наставник.
— И как?
— Ужасно грустно… — честно признался Вест. — Но, что это было?
— Море… — пожал плечами тот. — А, возможно, сама Инокиня. А в воде ей с людьми общаться легче. Учитывая процентное соотношение жидкости в человеческом организме и ее роли для нашего жизнеобеспечения.
— Море? — переспросил Вест и легонько провел рукой по водной глади, словно приласкал щенка. — Тогда оно по-настоящему несчастно. Хотя, я не совсем понял, что оно… она ищет… Хозяина?
— Словами объяснить трудно. Но, если оперировать доступными нашему мозгу определениями, то Инокиня ищет своих никогда не рождавшихся детей. Свою семью. И она очень устала от одиночества и ожидания… Как и мы все.
— Но, излучение…
— Наверное, она этого не понимает, янычар. А мы, назначив себя венцом мироздания, все еще так и не научились толком разговаривать со звездами. Уничтожать можем, а пообщаться с ними на равных не удается. Кстати, кадет Климук, настоятельно советую тебе позабыть нынешнее происшествие, если не хочешь стать предметом насмешек для всего курса. Потому, как очень сомневаюсь, что во всем призыве найдется еще хоть один человек, которому дано прочувствовать душу планеты.
Вест шагнул на берег, и вода нехотя схлынула назад, напоследок шаловливо обдав его икры теплыми брызгами.
— Что же во мне такого особенного, офицер-наставник?
Ортный пожевал губами, подбирая слова, но Вест опередил его ответ, задавая следующий вопрос.
— Говорят, что Император умеет слышать голос Космоса! Это правда?
И доверительная беседа тут же закончилась. Лицо ортного словно окаменело, начисто стерев любые эмоции.
— Много вопросов задаете, кадет! — отчеканил офицер-наставник. — До подъема осталось пятнадцать минут. Даю тридцать секунд на одевание и за мной, бегом марш. Время пошло!
Глава 2
Наконец-то мы вместе, и вечер обрадован,
И тоска расплелась, и печали на слом.
Умаявшись за день, орта будущих янычар, крепко спала, и только дневальный бродил просторным помещением казармы, как живое воплощение Морфея. Зевая с риском вывихнуть челюсть, Стас потому и не садился, что боялся мгновенно уснуть, он посмотрел на наручный хронометр и подошел к кровати Веста Климука.
— Эй, Ромео! Уж полночь близится!..
Вест чуть-чуть приоткрыл один глаз, что-то невразумительно пробормотал и опять провалился в сон.
— Ну, как знаешь. Мое дело прокукарекать, а там пусть хоть и не рассветает… — Стас подождал немного и повторил попытку. — Эй, лежебока. Курсант спит — служба идет? Тебе не стыдно? Джульетта небось уже заждалась. Дрожит, мерзнет, бедняжка, а согреть-то некому. Их сиятельство господин Вест почивать изволят…
Вест повернулся на бок и произнес несколько вполне внятных звукосочетаний, которые, при наличии фантазии, можно было сложить в имеющую смысл фразу. Вот только смысл этот был оскорбительным как для Стаса, так и для Джульетты.
— Ну, ты вообще, — возмутился дневальный и толкнул Веста сильнее. — Сам же просил разбудить!.. Вставай, тебе говорят.
Тот вскочил и, по-прежнему не открывая глаз, стал привычно одеваться.
— Тихо, тихо… — глядеть со стороны на товарища без усмешки мог только такой же курсант Оджака. — Не торопись, а то успеешь.
— Тревога? — зашнуровав кроссовки, Вест посмотрел на дневального более осмысленно.
— Тоня…
Стас отвечал тихо и односложно, хотя вполне мог говорить в полный голос. Кроме команды: «Орта, подъем!» или сирены тревоги курсанты, скорее всего, проигнорировали бы да же трубный глас, возвещающий конец света.
— Тоня? — повторил Вест, потягиваясь и протирая глаза. — Тоня?! — он как пружина развернулся всем корпусом в сторону электронного табло настенных часов. — Который час?!
— Не шебаршись, успеешь. Я тебя с запасом в пять минут поднял.
— Спасибо, Стас. Ты настоящий друг.
— Ага, я это только что слышал… — ухмыльнулся тот. — А если бы и Тоня узнала, куда ты нас посылал, то сомневаюсь…
— Да ладно тебе, — Вест ткнул дружески кулаком товарища в живот. — Сам и не такое, спросонку несешь.
— Это точно… — согласился Стас. Потом прибавил задумчиво. — Знаешь, мне кажется, что и девчонки наши, в схожих ситуациях, не очень выбирают выражения. Ну, когда им не надо изображать из себя принцесс.
— Я спрошу… — кивнул Вест, хватая с тумбочки полотенце. — Скажу, что ты интересуешься.
— Да иди ты… Я серьезно.
— И я не шучу… — Вест проворно увернулся от нанесенного товарищем быстрого и не акцентированного кресент-кика[7]. — Эй, ты чего? Мне сейчас фингал совсем не нужен.
— Не хочешь чтоб тебя били — не нарывайся, — копируя голос ортного, назидательно произнес Стас. — Спасибо… Думал, засну…
— Ну, бди, — Вест взмахнул рукой, как бы отдавая честь и торопливо вышел из казармы. Несмотря на то что товарищ разбудил заранее, время уже поджимало. Равноправие равноправием, но все-таки нехорошо заставлять девушку ждать себя слишком долго. А тот, кто этого не понимает, рискует второе свидание провести в гордом одиночестве…
Первый отрезок «тропы наслаждения» у всех курсантов пролегал в одном направлении: казарма-санузел. На этом этапе самоволки еще можно было не опасаться встретить дежурного или какого-нибудь другого, из задержавшихся в лагере офицеров. Каждое живое существо имеет право справлять естественные нужды в любое время суток, несмотря на команду «Отбой». Поэтому по дорожке, ведущей в сторону сооружения, отдельно и скромно стоящего в дальнем углу лагеря, курсанты брели в полный рост. Кто и в самом деле по нужде, а кто притворяясь сонными, чтоб не выбиваться из общей массы — при этом внимательно посматривая по сторонам, все ли спокойно. Нет ли где посторонних глаз из среды преподавательского и воспитательского состава.