Я объявляю Джихад…
Простая повесть о не очень простых вещах
Ольга Рыкова
Джихад у мусульман: предписанная Кораном священная война против иноверцев с целью распространения ислама; газават. (Инф. из интернета).
«Будь счастлив в этот миг. Этот миг и есть твоя жизнь».
ВСЕ ПЕРСОНАЖИ ВЫМЫШЛЕНЫ, ВСЕ СОВПАДЕНИЯ С РЕАЛЬНЫМИ ЛИЧНОСТЯМИ АБСОЛЮТНО СЛУЧАЙНЫ.
© Ольга Рыкова, 2016
© Елизавета Святославовна Шмурыгина, иллюстрации, 2016
ISBN 978-5-4483-4344-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Ночь с 13 на 14 ноября 2015 года
Я лежала и долгое время в голове прокручивала этот день. Сначала и сначала с самого утра. Что-то было не так в этот день, что-то ускользнуло из моего сознания, и это, мне казалось, было очень важным. Отчаянно ныла голова. Я пыталась вспомнить все детали, все, что произошло в этот день, от начала и до конца.
В шесть часов прозвонил будильник. Я открыла глаза и сразу почувствовала боль в спине. «Господи, есть же, наверное, на Земле люди, у которых не болит и не затекает по ночам спина», — это были мои первые мысли в тот день. Я повернула голову, Гаспар еще спал или делал вид, что спал, я не знаю.
Гаспар — мужчина, который подцепил меня полгода назад около магазина Шанель на улице Комбон. Да, именно подцепил, иначе это никак не назовешь.
14 июля 2015 года. Около часа дня
Я стояла и разглядывала витрину, в которой было выставлено идеальное красное платье из последней коллекции. Я залюбовалась им и полностью отключилась от внешнего мира, погрузившись полностью в свои мысли. Со мной такое происходит постоянно. Я смотрела в витрину и думала, что вот она, идеальная одежда для идеальных людей, которых не существует. У меня никогда не было денег на такое платье, и я никогда не захожу в дорогие магазины, какой смысл туда заходить, если все равно ничего не купишь? Эта привычка выработалась у меня еще с тех пор, когда я сама работала продавцом, и меня очень раздражало то, что многие люди приходят туда, как в музей, задают кучу вопросов, все пересмотрят, перемеряют и все равно ничего не купят, даже если это им подойдет. Это бесило меня ужасно!
Но даже если бы и были деньги, зачем мне платье, которое я никогда не надену, просто некуда его надеть, в провинциальном и промерзлом Мурманске платье от Шанель — просто смешно!
Да и фигура для такого платья должна быть идеальная, коей я никогда не отличалась, да и хорошо бы быть помоложе… Хорошо быть молодой и красивой. Хорошо быть идеальной и носить божественные платья. А я не идеальна ни снаружи, ни внутри… Люди не могут быть идеальными, не могут и не должны. Наверно, поэтому они любят себя окружать красотой. Идеальные вещи для неидеальных людей — вот где истинная гармония.
Я стояла и думала обо всем этом. И вдруг откуда-то, словно издалека, услышала французскую речь, мужчина стоял около входа в магазин и заговорил со мной. Я немного знаю французский, но понимаю его, только когда со мной разговаривают, как с трехлетним ребенком — солнце теплое, трава зеленая, дождь мокрый и в таком роде. А когда люди говорят быстро, и я не вижу их лица, то я слышу просто какую-то кашу из какофонии звуков с ярко выраженным р-р-э. Я повернулась к нему и сказала:
— Бонжур.
Он улыбнулся, симпатичный молодой мужчина лет двадцати пяти с ясными глазами и открытой улыбкой. «Таких обычно печатают в журналах», — подумала я.
— Бонжур. Почему вы стоите на улице? — насколько я смогла понять, спросил он.
Я на ломаном французском начала объяснять, что просто стою тут и смотрю на платье.
— Откуда вы? — спросил он.
— Из России.
Он засмеялся и заговорил со мной на самом моем любимом языке — конечно, на русском!
— Смешно, когда я увидел вас, то подумал, что вы местная.
— Ну да, конечно, разве тут есть местные? В это время тут одни туристы, а местные все на работе.
— Почему? Я вот местный, — он опять засмеялся.
— Как местный? Вы же русский?!
— Ну да, моя мама вместе со мной переехала сюда в девяносто втором.
— Да? И сколько вам было тогда? Год или два? — спросила я.
Он опять засмеялся.
— Нет, мне было девять.
— Ага, а я закончила среднюю школу в девяносто первом, и мне было семнадцать, ага, многовато мне тогда уже было.
— Почему вы не зайдете внутрь?