Прежде Шэнь Цинцю и подумать не мог, что Ло Бинхэ настолько привержен традициям. Мысль, что его ученик до такой степени жаждет женитьбы, казалась ему настолько забавной и трогательной, что он не мог не исполнить положенные ритуалы со всем тщанием.
Наполовину облачившись в собственные одеяния, Ло Бинхэ застыл, не сводя глаз с учителя.
— Что такое, Ло Бинхэ? — спросил тот.
— Учитель, на вас любо смотреть в красном, — серьёзно ответил тот.
Кожа Шэнь Цинцю была так бела, что алая ткань облачения отбрасывала багряные отсветы на лицо, придавая ему особое очарование. Устремлённые на него глаза Ло Бинхэ также отчего-то сияли ярче обычного — подивившись этому, Шэнь Цинцю поспешил прочистить горло: хоть для его ученика выражаться так было в порядке вещей, это всё равно смущало.
— Тебе тоже… к лицу красное, — сдержанно произнёс он.
Впрочем, его слова были порядочным преуменьшением: Шэнь Цинцю не верилось, что на свете найдётся хоть одна девушка, которая, завидя подобного новобрачного, не примется слёзно умолять его жениться на ней. Шэнь Цинцю хотел было сказать ему ещё пару слов похвалы, когда увидел, как Ло Бинхэ благоговейно застилает кровать белоснежным шёлком.
— Зачем ты это делаешь? — спросил снедаемый смутным предчувствием мужчина.
— Этот ученик слышал о том, — смущённо ответил Ло Бинхэ, — что это непременная принадлежность убранства покоев новобрачных…
Он ещё не успел закончить, как по коже Шэнь Цинцю поползли мурашки.
Пусть к прочим традициям у него не было вопросов, однако эта в данных обстоятельствах была явно неуместна!
— Учитель, этот ученик клянётся, что на самом деле вам не придётся проливать кровь! — поспешил заверить его Ло Бинхэ и, заливаясь краской, добавил: — Я лишь желал уподобиться настоящей паре супругов, насколько это возможно, в точности соблюдая все ритуалы…
— Забудь об этих излишних формальностях, — бросил Шэнь Цинцю, донельзя сконфузившись [2], и хотел было сдёрнуть простыню, но заметил, что в глазах Ло Бинхэ заблестели слёзы.
Шэнь Цинцю решительно не мог вынести подобного взгляда, так что у него мигом опустились руки. Чувствуя, что тут ничего не поделаешь, он после долгих колебаний выдавил:
— Но, согласно твоим же словам, даже если ты застелешь этим кровать, толку не будет, так ведь?..
— Но ведь если мы упустим столь важную составляющую, — обиженно заявил Ло Бинхэ, — такой существенный этап, как можно считать эту комнату покоями новобрачных?
Эти слова поставили Шэнь Цинцю в тупик.
— Ладно, ладно, — наконец согласился он. — Раз для тебя это так важно, можешь стелить.
Ло Бинхэ тут же заключил его в объятия, уткнувшись лицом в плечо, и промурлыкал:
— Учитель так добр к этому ученику.
— Не более обычного, — бросил Шэнь Цинцю, силясь сохранять невозмутимость.
Говоря это, он чувствовал, что обнимающие его руки ученика тянутся, куда не полагается.
Воспользовавшись возможностью, Ло Бинхэ мигом лишил его всего облачения, оставив лишь белоснежные носки.
Хоть учитель и ученик проделывали это бесчисленное множество раз, такой человек, как Шэнь Цинцю, даже спустя столь долгое время был не в силах преодолеть себя. При виде возвышающегося над ним торса Ло Бинхэ он, слегка занервничав, отвернулся, закрыв глаза — и тотчас почувствовал на внутренней стороне бёдер чужие руки, пытающиеся их раздвинуть. Сперва Шэнь Цинцю слегка сопротивлялся, но затем, подчинившись, развёл ноги.
Палец коснулся краешка его губ, и он услышал ласковое:
— Учитель…
Шэнь Цинцю приоткрыл рот, позволяя пальцу ученика проникнуть внутрь, и легонько его пососал. Из-за того, что его веки были по-прежнему плотно смежены, дразнящее ощущение длинных тёплых пальцев на языке стало ещё более отчётливым. Само собой, одним пальцем дело не ограничилось — вскоре к нему присоединился второй. При виде того, как учитель старается заглотить их поглубже и смочить как можно обильнее, глаза Ло Бинхэ подёрнулись влажным блеском. Вытащив пальцы, он поднёс их к нижней части тела учителя.
Его стараниями светлое, плотно сомкнутое отверстие в глубоком ущелье меж бёдер Шэнь Цинцю блестело от влаги, сделавшись мягким и податливым. Ло Бинхэ подался к нему, заботясь о том, чтобы не давить слишком сильно, и Шэнь Цинцю тотчас ощутил, как к его самой потаённой части тела прижимается горячая твёрдая головка. Его отверстие охватило вершину устрашающего органа, отозвавшись яростной пульсацией сосудов.