Лена села на постели, свесив ноги. Волосы на ее голове зашевелились, словно она только что поняла весь смысл этой поездки… Может, вернуться домой, пока не поздно? Пока еще ничего не произошло и та женщина еще жива? Но тогда из жизни Лены исчезнет красавец Тахиров, потенциальный миллионер, который любит ее и верит в нее, как ни в кого другого. Ведь теперь они – единое целое. И если он один не смог до сих пор сделать этого, не смог убить свою жену, то она должна помочь ему справиться с этой проблемой. Это совсем просто: подойти к человеку, вытянуть вперед руку с зажатым в ней пистолетом и спустить курок. Сколько раз она видела, как это делали в кино. Легко. Одним движением решались глобальные проблемы едва ли не всего человечества. Вот если бы, к примеру, кто-то набрался решимости и застрелил Гитлера весной 41-го, то и не было бы десятков миллионов погибших… Но то – Гитлер, а сейчас живой мишенью стала для них двоих женщина, лица которой Лена никогда не видела. Хотя могла бы. Что ей стоило прийти, скажем, в тот же автомобильный салон и сделать вид, что она хочет купить себе иномарку? Мила… Почему он зовет ее Милой, а не Людмилой? Имя «Мила» ассоциировалось у Лены с мягкой и женственной миловидной женщиной, такой, какой себя видела сама Лена. Красивое, ласковое имя: Мила. Да только уже из-за имени лишить ее жизни будет трудно… Хотя, может, ей достаточно будет увидеть ее, наверняка молодящуюся старую грымзу, чтобы ее рука не дрогнула… И все же она не представляла себе, как же то, что они с Тахировым задумали, может произойти реально? Где взять пистолет? Вадим сказал, что это не проблема, что оружие сейчас купить легко в магазине, надо только получить разрешение. Хотя, тут же осекся он, лучше всего нигде не светиться, не регистрироваться, а купить пистолет с рук, на рынке… Но это уже его работа. По плану он должен был приехать сегодня, 13 июля, поздно вечером в эту гостиницу «Спящий мотылек», расположенную в двадцати километрах от Саратова в направлении Волгограда.
– Какое странное название, – удивилась Лена, впервые услышав его. – Звучит поэтично…
– Вот и хорошо, пусть поэтично.
Она поняла, почему он так сказал. Ему тоже не хотелось думать о том, по какому поводу они должны были встретиться там. Вернее, он думал, конечно, об этом, но, вероятнее всего, как-то отстраненно, и тоже вряд ли представлял себе картину реального убийства. Для него главное заключалось в том, чтобы Мила исчезла из его жизни, подарив ему на прощание все те блага, которые были заработаны ею и ее отцом за последние десять-пятнадцать лет. Причем он считал это ее исчезновение справедливым, полагая, что она и так уже испила всю чашу наслаждений, какие только может испытать женщина под пятьдесят, ни в чем себе не отказывающая… Он приблизительно так и говорил, хотя для Лены выражение «испить чашу до дна» означало выпить всю горечь жизни. Но теперь, когда они стали союзниками и приняли решение убить Милу, все эти выражения уже больше не играли никакой роли. Его жена была обречена умереть, а они обрекли себя стать убийцами. «Согласись, – однажды попытался нелепо пошутить Тахиров, – что убийцей стать все же куда приятнее, чем быть убитой… Ты не находишь?» Нет, конечно, он не понимал всего ужаса, кошмара того, что они задумали. Да и Лена почувствовала это лишь сейчас, когда осталась наедине с собой в гостинице со странным названием «Спящий мотылек».
– Почему именно в этой гостинице?
– Да потому, что я больше не знаю никакой другой… Мы с приятелем останавливались здесь, когда возвращались с его дачи, он почувствовал себя плохо, кажется, чем-то отравился…
– Вы не доехали двадцати километров до города?
– Как ты не поймешь. Ему стало совсем плохо… Начались рези в животе…
– И куда мы двинемся из этой гостиницы? У тебя уже есть какой-то план?
– Конечно, есть! Мила отправится в Синенькие к подруге на дачу. Но я сделаю так, чтобы подруги ее там не оказалось. Мила приедет, она знает, где найти ключ от дома, войдет туда, скорее всего, разденется, чтобы пойти на пляж, и вот в это-то время туда следом проникнешь и ты… Тебе нужно будет только нацелить на нее пистолет и выстрелить. После чего, убедившись, что она мертва, ты покинешь дом. Я думаю, что тебе надо будет надеть парик или спрятать волосы под бейсболку, а то и вовсе одеться под парня… Ты спокойно выйдешь через калитку из сада в лес, пройдешь опушку, где предварительно оставишь машину, и вернешься домой. Все! Подружка приедет к вечеру, обнаружит труп, закричит, но потом возьмет себя в руки и вызовет милицию. У меня алиби будет железное – во время совершения убийства я буду находиться в каком-нибудь людном месте, скорее всего в нашем салоне, сделаю вид, что поджидаю Милу, меня там все знают и, когда понадобится, подтвердят, что я полдня прождал ее там…
– А я?
– А при чем здесь ты? Тебя никто не знает и никогда не узнает… Ты тут вообще ни при чем… Почему ты думаешь, что тобой кто-то заинтересуется? К тому же после того, как все будет сделано, ты поезжай, скажем, в парикмахерскую, устрой там небольшой скандальчик, с тем чтобы тебя хорошо запомнили… Но уверяю тебя, все это лишнее и никто и никогда тебя ни в чем не заподозрит…
– Но зачем же нам тогда встречаться в «Мотыльке»? – Она уже ничего не понимала. – Зачем, если все должна сделать я, в то время как ты будешь спокойно пить кофе в своем салоне?
– Да нет, ты не поняла… Я приеду в гостиницу, мы проведем там несколько часов, еще раз хорошенько все обсудим, затем рано утром мы вместе, вернее, каждый на своей машине, доедем до Синеньких, я покажу тебе, где находится дача подруги, после чего мы вернемся обратно… Ты останешься в гостинице и подождешь до трех часов дня – приблизительно в это время Мила проедет мимо этой гостиницы в Синенькие, – а я вернусь в город. Ты что, трусишь? Быть может, ты уже передумала?
– …а потом я одна поеду в Синенькие и убью твою жену?
– Тебе страшно, маленькая моя?
Когда он называл ее так, она терялась, она уже не принадлежала себе, она готова была ради него на все. Чувствуя его горячие губы на своем теле, она переставала что-либо соображать, и лишь одна мысль, как жало пчелы, саднила и жгла: и этим мужчиной, как автосалоном, владеет та, другая женщина? Объятия Вадима придавали ей сил, блаженство охватывало ее, когда она представляла себе, что после того, как она сделает это, Тахиров будет принадлежать лишь ей… За все надо платить: за любовь Вадима Лена заплатит смертью, заплатит смертью Милы. А Вадим пусть расплачивается угрызениями совести, если таковые к тому времени отыщутся… Она не представляла себе, как пострадает сам Вадим, как заплатит за все те блага, которые обрушатся на него после смерти жены. Скорее всего, никак. Не каждый и не всегда расплачивается. Он – небожитель, природа наградила его такими внешними данными, словно выбрала его из тысяч и тысяч мужчин, чтобы он услаждал женщин. Это – его единственное предназначение, вот пусть он и услаждает теперь ее, Лену. Она заслужила это своей преданностью и готовностью совершить ради него преступление…
Уже одиннадцать, но Вадима еще нет. Где он? Что делает? Раздобыл ли он пистолет? Не поссорился ли он с женой? Быть может, она передумала ехать завтра в Синенькие к подруге и он улаживает это, пытается уговорить ее поехать туда… «Ты поезжай, дорогая, мне что-то нездоровится… так, мигрень… А завтра я подъеду к вам, мы искупаемся, позагораем. Ну же, соглашайся, ты не должна из-за меня лишать себя удовольствия… Ты же знаешь, как я тебя люблю. Ну же! Стой, повернись… какие у тебя красивые серьги… А блузка? Что-то я не видел раньше у тебя этой блузки… Ты привезла ее из Италии? Шикарная вещь… не торопись… я сам расстегну пуговицы… Это настоящий перламутр? У тебя прекрасный вкус… Встань вот так… ты же тоже хочешь этого… Мы оба хотим этого…»
Лена мысленно видит, как он наматывает на кулак волосы своей жены (он делает так всегда перед тем как взять женщину, Лене об этом известно, как никому другому), чтобы в последний раз доказать ей свою любовь. Он добрый, он очень добрый, Вадим…