Матсудаира и Такеда вошли в Главный зал тихо. За обедом тишина была неуверенной, а в этот раз в ней будто гудел гнев — солдаты Такеда злились на смерть двух своих, а Матсудаира злились за обвинения.
Мы стали подавать еду, Ки Сан вытащил миску с рисом, накрыл ее и вручил мне.
— Для Лисички, — сказал он.
Маи.
— Да, Ки Сан-сан.
— И принеси ей немного вина, — он вручил мне бутылку как те, что мы видели в палатке Торимасы-сана. Он надел сверху чашку и махнул мне. — Неси.
И я понесла.
Дверь Убежища была закрыта. Я осторожно сдвинула ее и позвала:
— Маи-сэнпай?
Фырканье донеслось из темных глубин маленького здания.
— Сэнпай, — я увидела, как она оторвала взгляд от низкого стола. — Чего ты хочешь, Мышка?
Я подняла миску и бутылку.
— Твой ужин.
Я видела, что она подавила желание зарычать. Она повернулась к бумаге, на которой рисовала.
— Спасибо, — вежливость не была естественной для Маи, но она хотя бы пыталась.
Я села на колени у стола, опустила еду рядом. Я налила ей вино, взглянула при этом случайно на ее рисунок. Хоши и другие учителя учили нас работе с кистью. Госпожа Чийомэ считала, что способность рисовать привлекательную и точную картину могла пригодиться в работе куноичи. Но нас нельзя было назвать художниками.
Я видела каллиграфию Маи, пару завитков для украшения, но не видела ее попытки рисовать. И мой рот раскрылся от того, что она делала.
— Что уставилась? — буркнула Маи с полным ртом мяса.
— Твои рисунки, — сказала я. — Они красивые.
Она нахмурилась и хмыкнула.
На полоске мятой бумаги она рисовала фигуры в движении. Каждая была простыми линиями, но я сразу узнала, что это была Шино. Хоть я не считала ее изящной, на рисунках Маи она была такой. На обратной стороне много раз сложенной бумаги парой клякс и линий чернил Маи смогла оживить Шино.
Я повернула голову.
— Это… Шестьдесят четыре Перемены, да? — стоило сказать это, я поняла, что так и было — она нарисовала первые восемь форм упражнения, которое мы делали каждое утро, и что я делала с мечом всякий раз, когда выпадал шанс.
Она опустила взгляд и фыркнула.
— Наверное, — она опустила миску на бумагу, закрывая и размазывая рисунки, хмуро посмотрела на меня, бросая вызов… Я не знала, в чем. Думаю, она ждала, что я буду издеваться над ней.
Мне не нравилась Маи, но я не хотела дразнить.
— Это очень красиво.
Ее хмурая гримаса стала привычной лисьей улыбкой Маи.
— Да-да. Конечно. Кто-то еще там умер?
— Надеюсь, нет! — я поняла, что ждала, пока что-то произойдет. — Хотя один из стражей убил себя.
Она пожала плечами.
— Да, я слышала, — она сделала глоток вина. — И они не знают, кто… это сделал?
Я покачала головой.
— Не знают. Конечно, кто-то знает, но вряд ли госпожа Чийомэ и лорды в курсе, — я не сказала ей, что мы помогали исследовать — Маи это не понравилось бы, я знала.
Она зарычала.
— Наверное, все равно обвинят меня.
— Вряд ли. Они знают, что ты не могла этого сделать — сломать так его шею. И даже если они попробуют, госпожа Чийомэ не даст тебе принять вину, — она закатила глаза, и я спросила. — Так… ты не соглашалась на встречу с лейтенантом?
— С тем бакой? — она презрительно скривилась.
— А Сакаи-сан?
Она прищурилась, выпила больше сакэ.
— Я заигрывала, Мышка, как всегда делает Сачи-сан. Было забавно. Пока они не стали биться за меня, как два они из-за козьей ноги.
— Хм, — я посмотрела на то, что было видно от красивых рисунков. Пятна жира сделали заметными ряды символов с другой стороны, но рисунки Маи все еще поразительно оживляли старшую ученицу. — Вряд ли Шино нравилось на тебя смотреть.
— Ага, — обычно выражение лица Маи было хитрым и злобным, но теперь она будто сожалела. — Она ругала меня за это. Об этом мы спорили утром, когда…
Когда вышли и увидели труп Торимасы-сана на пороге.
Когда я увидела, что она доела, я взяла миску. Я потянулась за бутылкой вина, но она остановила меня.
— Оставь это.
Я кивнула и встала.
Я дошла до двери, Маи крикнула:
— Эй. Скажи Шино, что она — раздражающая бусу, и если ей это не нравится, она может прийти сюда, я скажу ей это в лицо.
— Эм, — я моргнула, пытаясь представить, что сделает Шино, если я назову ее уродиной. Их отношения были странными. — Хорошего вечера, Маи-сэнпай.