— Значит, ты считаешь, что нет проблемы в… поведении Томми?
Берди пожала плечами.
— Ему тринадцать, может, четырнадцать лет. Ты знаешь способ, как его изменить?
— Нет.
— И я нет.
— Что же тогда делать?
Она посмотрела на меня отсутствующим взглядом.
— Ничего. Вообще ничего. Томми вполне устраивает его нынешнее состояние. — И продолжала: — Пойми, дело не в нем, а в тебе. В твоих убеждениях. Они — результат твоего стремления отвечать за него. С Томми все в порядке, он-то как раз не делает проблемы из своего гомосексуализма — если он вообще голубой. Может быть, и нет. Мы не узнаем, пока он сам не скажет. Но кем бы он ни был, для него проблемы не существует. Ее создаешь ты. И если ты не будешь осторожен, то взвалишь ее на Томми. Сейчас ты говоришь мальчику, что не любишь его.
— Но я люблю!
— Я знаю, иначе бы не беседовала с тобой.
— Но ты говоришь, что ничего нельзя поделать!
— Правильно. Ты и так наделал больше, чем надо. Сейчас время перестать делать и начать быть.
— Как?
— Ты повсюду таскаешь с собой целую коллекцию предрассудков насчет того, каким должен быть отец. Они сбивают тебя с правильного пути. Ты уже отец. А за всеми твоими красивыми рассуждениями прячется всего-навсего твое собственное «я». Ведь тебя мучает какая-то ущербность мужского достоинства, правильно?
— Э… — Она во многом была права.
— Правильно? — продолжала давить Берди. — Да.
— А известно ли тебе, что то же самое чувствуют большинство мужчин? С тобой все в порядке. Ты просто такой же чокнутый, как все остальные. Так что постарайся не взваливать это на Томми.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду.
— И на том спасибо. Послушай, ты взял на себя огромную ответственность, и сейчас разговор идет о ней. О том, что ты хочешь хорошо воспитать детей, так?
— Да — Отлично. Тогда позволь сказать следующее; ты все равно не сумеешь. Что бы ты ни сделал, ты все испортишь. Твои дети обвинят тебя точно так же, как ты обвинял своих родителей и, возможно, продолжаешь это делать. Единственный показатель родительского успеха — насколько быстро дети простят тебя.
— Поистине вдохновляющие новости.
— Хорошие новости.
— Тогда я не думаю, что мне хочется услышать плохие новости.
— У тебя нет выбора. Послушай, с Томми все в порядке. Он поймет что к чему, и довольно быстро. Так или иначе разберется. Он живучий и уже доказал это. Сейчас мальчик готов переступить через грань просто выживания. Научи его, как общаться с другими людьми, и твоя задача будет выполнена. Кстати, об Алеке. Он должен научиться быть независимым. Ни ты, ни Томми не будете заботиться о нем всю жизнь, он станет самостоятельным гораздо раньше, чем вы думаете, — так всегда бывает. Он — твоя настоящая проблема, Джим.
Я даже не вспоминал о нем последнее время. Алек был настолько пассивен, так легко соглашался со всем, что я воспринимал это как само собой разумеющееся. Он помалкивал, и я считал, что все в порядке, ведь он вообще редко разговаривал.
— Что ты имеешь в виду, Берди?
— Этого ребенка надо научить общению с другими людьми. Он очень задержался в развитии.
— Ты права. У меня просто не хватало времени, чтобы…
— Ты просто не хотел. Дело не в отсутствии времени, Джим.
— Ладно. — Я поднял руки, сдаваясь. — Что ты предлагаешь?
— Я бы рекомендовала вам всем Жизненные Игры три раза в неделю.
— Ты шутишь.
— Ничуть. Если хочешь, я распоряжусь, назначу как процедуру для поддержания твоего душевного равновесия, и тебе придется там присутствовать. И детям тоже. По крайней мере, побудь помощником ведущего Игры в ближайший вечер.
— У меня нет желания участвовать в этой ч… этом мероприятии.
— У меня тоже. И у Би-Джей. Но мы играем каждый вечер. Это разнообразит жизнь детей, Джим.
Я вздохнул.
— Вы ведете грязную игру, леди. Когда прикажете прибыть туда?
— Да, игра грязная, — согласилась Берди. — Но она приносит результаты. Приходите в семь тридцать. В удобной одежде. — Она было повернулась к микроскопу, но остановилась и снова посмотрела на меня. — О, ты по-прежнему хочешь соорудить забор против червей? Не передумал?