Ничто не вызывает такого скопления народа, как застрявший на улице автомобиль. К окружившим нас нищим, которые, — поняв наше безвыходное положение, все настойчивее и настойчивее требовали денег, не преминула присоединиться веселая толпа зевак. Гам стоял несусветный. Прошел уже без малого час, а шофер все не появлялся. Вдруг возле нас остановилось такси, и из него выскочил вне себя от злости Кит.
Индийская толпа точно знает, когда нужно разойтись: у нее есть своеобразный инстинкт, выработанный многими поколениями, которым приходилось жить в страхе и неуверенности. И теперь потребовалось лишь несколько секунд, чтобы толпа вокруг нас растаяла. Кит решительным шагом подошел к машине.
— Что случилось?
— Очевидно, мотор заглох, — сказала я.
Кит поискал глазами шофера и, не обнаружив его, открыл капот. Потом сел за руль и нажал на педаль стартера. Машина вдруг (может быть, потому, что Кит любил автомобили) ожила и зарокотала.
— Я знал, что дело не в машине, — торжествующе объяснил он, и лицо его немного повеселело. — Я же говорил, что он идиот, этот шофёр. Даже на педаль не мог нажать как следует.
— Надо бы дождаться его, — посоветовала Премала. — Он пошел искать механика.
— Пусть пешком идет, — решил Кит, трогаясь с места. — Поделом ему. Болван безмозглый.
Было прекрасное нежаркое утро. Только-только поднявшееся солнце еще не успело рассеять предрассветные сумерки, прохладный ветерок приятно щекотал кожу. Езда, видимо, подействовала на Кита успокаивающе, он стал тихо напевать что-то, а потом, оборвав пение, предложил нам покататься.
— Проветримся перед завтраком, — весело сказал он. — Это полезно. Дивный воздух! Как вино! Такого чудесного утра я еще не видал.
Премала, заражаясь его благодушным настроением, с улыбкой посмотрела на меня: как мог он видеть? Он никогда не просыпался рано, разве только по крайней необходимости, да и то, вставая, громко жаловался. А для тех, кто залеживается в постели, вина в воздухе не остается, утро быстро теряет свежесть.
— Я бы с удовольствием, — ответила она, готовая, как всегда (и довольная, когда ей это удавалось), угождать ему. — Утро действительно приятное.
Мы ехали примерно час. Премала неуверенно предложила:
— Не повернуть ли нам обратно, Кит? А то еще Рошан подумает, что с нами что-то случилось.
Кит засмеялся.
— Насколько я ее знаю, вряд ли. Даже не заметит, что нас нет.
— Рошан? — удивилась я. — Разве она у вас?
— О да, — ответила Премала. — Я забыла предупредить тебя… забыла тебя предупредить…
— Но ведь она живет в этих краях, — проговорила я. — У нее здесь дом, она рассказывала мне.
— Я знаю. — Премала беспомощно развела руками. — Но она чудачка. Ее дом совсем рядом, но она говорит, что ей нужна перемена обстановки. Ну, и попросилась к нам. Я, конечно, согласилась. Она чудесная собеседница, таких мне еще не приходилось встречать.
Так думала не одна Премала; относительная свобода, которой пользовалась Рошан с самого рождения, за годы учебы за границей сильно выросла, и если раньше эта свобода чем-то ограничивалась, то после возвращения на родину превратилась в абсолютную, причем в поведении Рошан не было ни рисовки, ни бравады. Она судила обо всем с беспощадной прямотой; и под ее влиянием вы начинали воспринимать вещи такими, каковы они есть.
Когда мы приехали наконец домой, Рошан сидела на верхней ступеньке крыльца, ведущего на веранду. В одной руке она держала чашку с кофе, а в другой — газету. Вторая газета, сложенная пилоткой, защищала ее голову от солнца.
— Ты, наверно, думала, что мы пропали, — сказала Премала, взбегая на крыльцо. — Извини. Кит… мы решили немного прокатиться — чудная погода.
— По правде говоря, я еще ни о чем не думала, — призналась Рошан. — Только что встала.
Было почти девять часов.
— А я встал в шесть, — гордо заявил Кит. — Славное утро! Ты не представляешь, Рошан, как много потеряла! Расскажи ей, Прем.
Но Премала из вежливости промолчала.
— Для чего мне рано вставать? — лениво протянула Рошан. — Утро создано не для того, чтобы я им любовалась. Ты забываешь, что я всего лишь экс-поэтесса.
— Ну, поторапливайся, — сказал Кит. — Иначе превратишься еще и в экс… как это ты называешь?
— Обозреватель, — с улыбкой ответила Рошан, проч должая спокойно сидеть. — Я распоряжаюсь временем, а не оно мной. Я же не государственный служащий.
Кит засмеялся.
— Пойдем завтракать. Государственные служащие умеют угощать своих гостей, даже если не умеют ничего другого.
— Не спорю, — согласилась Рошан. — Сейчас приду, только досмотрю до конца вот это.
Под «этим» она подразумевала выгрузку моих чемоданов, за которой наблюдала с большим интересом.
— Здесь не все мое, — сказала я в свое оправдание. — Кое-что принадлежит Киту. А кое-что Премале.
— Мне и в самом деле показалось, что для одного человека многовато, — засмеялась Рошан. — Удивляюсь, как это ты довезла столько.
— Не все же такие глупцы, чтоб ездить на буфере, — вставил Кит.
Выражение «ездить на буфере» имеет много значений: ездить без билета, ездить в вагоне третьего класса или, как это делают паломники, не сумевшие попасть в специальный праздничный поезд, висеть на подножке. Однако я не могла представить себе, как может «ездить на буфере» Рошан. Да и зачем это ей? Она не нищая, не крестьянка и вряд ли годится для роли паломницы. Наверно, Кит употребил эту фразу просто так, подумала я, входя в дом. Возможно, она когда-то забыла купить себе билет, а он теперь подшучивает над ней. Решив так, я уже не думала об этом. Но я ошибалась.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Дом моих родителей делился на две половины: индийскую и европейскую. Сами мы жили на индийской. В доме же Кита не было ничего индийского, потому что его меблировкой и отделкой занималась европейская фирма. Полы были устланы уилтонскими коврами, в гостиной стояли кресла с подушечками, там же оборудовали и бар, стены спален были затянуты набивным ситцем, а буфет украшал английский фарфор. Но миниатюр пахари[13] из коллекции Премалы и кашанских ковров, что ей подарили, нигде не было видно.
— Во всем большой вкус, — сказала Премала; показывая мне дом, и нерешительно добавила: — Не хочется ничего менять, только… неплохо бы иметь вторую столовую. Ты ведь знаешь наших родителей, они предпочитают все свое, национальное, особенно еду. Против остального они не будут возражать.
— О, возражать они не станут, — сказала я, чувствуя неловкость оттого, что Премала как бы перехватила мою мысль. — Да и вряд ли они скоро к вам приедут, правда? Может быть, со временем Кит и согласится на вторую столовую.
— Кит считает это излишеством, — ответила Премала. — Тогда бы пришлось выделить целую комнату, а значит, и отдельную кухню устроить. — Я думаю, что он прав. Не так уж много ортодоксов среди наших знакомых, да и дом этот не наша собственность, так что думать о родственниках не приходится.
— Конечно, — охотно согласилась я. — И хозяйство вести проще, когда одна кухня.
— О, хозяйство меня не беспокоит. У нас неплохие слуги. Миссис Холлидей, знакомая Кита, прислала нам своего дворецкого, а повар обучался у Бурдеттов, они тоже друзья Кита. Мне очень повезло.