— Семидесяти девяти. Точно — не управиться. Ладно, если Джекки не хочет со мной гнаться, может, тогда Винсент. Так-так, сейчас прикинем… у Мюррея сегодня вечером рентген, а значит, мы сможем угнать его коляску, пока он будет лежать на столе…
— Хватит, Папаша. Нам уже пора идти.
Я смотрю на часы — там без малого одиннадцать.
— Не знал, что мы тут на обзорную экскурсию собрались.
— А что, тебе еще куда-то нужно? — спрашивает Джек. — Ты ведь сейчас в отпуске, да?
Сомневаюсь, что сейчас время рассказывать ему про братьев Талларико. Я даже не знаю, будет ли вообще когда-то такое время, но чертовски уверен, что прямо сейчас не оно.
— Да. Просто дело в том… что я здесь с подружкой.
— Больше ни слова. У меня в лимузине мобильник. Ты сможешь ее пригласить. Позволь мне ознакомить тебя с ночной жизнью Майами.
Особого выбора у меня нет. Папаша Дуган обвивает меня своими ручищами, когда мы выходим из его палаты в широкий коридор Вилла-Люцилы.
— А твои родители, Винсент — как они?
— Оба умерли. Уже давно. Сначала отец, а потом матушка — несколько месяцев спустя.
— Какая жалость. Ее сердце было разбито, верно?
— Что-то вроде того. — Вообще-то не самая любимая моя тема, а потому я подбрасываю новую. — По пути сюда я не заметил никаких КПП, никакой охраны, пробы на запах. Вообще ничего.
Папаша Дуган качает головой:
— Это смешанное заведение.
— Что, весь дом престарелых?
— Вся честная компания. Если откровенно, мой прежний сосед по палате был человеком. И славным человеком, как порой бывает у обезьян.
Большинство рептильных учреждений, связанных с медицинским попечением, обычно охраняется от случайного раскрытия их сущности путем соблюдения строгих мер безопасности. Всякий, кто хочет туда войти, должен быть обнюхан и осмотрен. О его приходе также специально объявляется. Если за ворота удается проникнуть человеку, все сразу же надевают полные личины, чтобы все было в ажуре, пока он не вытряхнется назад.
— Удивительно, — говорю я. — А что, если кто-то как следует не застегнется, перепутает пуговицы на перчатке или…
— Или допустит тыщу других ляпов, которые мы, жалкие старперы, так склонны допускать?
— Это вы сказали, не я.
Папаша останавливается в коридоре, и я торможу рядом. Он сует голову в открытую дверь, а потом затаскивает меня внутрь, оставляя Джека и Нелли в коридоре.
Сухонький, нервозный старикашка сидит в плюшевом кресле. Все выглядит так, словно это самое кресло вот-вот поглотит его тщедушное тельце и с костями его стрескает. Старикашка смотрит выпуск новостей по встроенному в стену телевизору.
— Говард? — окликает его Папаша, а потом зовет еще раз, погромче: — Говард?
Мелкий старикашка изгибает шею, глядя в нашу сторону и доставая из кармана очки в проволочной оправе.
— Это ты, Хэнк?
— Говард — обезьяна, — сообщает мне Папаша, а затем снова поворачивается к старикашке. — Ведь правда, Говард? Ты человек?
Восьмидесятилетний старик возмущенно фыркает.
— А каким дьяволом я еще могу быть?
— Точно. — Папаша стреляет в меня взглядом, подмигивает — и, прежде чем я успеваю его остановить, сует левую руку себе в правую подмышку, расстегивая там потайные пуговицы.
— Что вы делаете? — спрашиваю я, внезапно понимая, чего он всем этим концертом добивается. — Папаша, погодите…
Но Папаша театральным жестом срывает со своей правой руки человеческую плоть и в открытую машет ею перед очкастыми гляделками Говарда.
— Ну, давай, — негромко говорит Папаша, выделывая кренделя перед внезапно оцепеневшим Говардом. — Реви.
Говард не столько ревет, сколько маниакально ухает, а к тому времени, как он все-таки набирает себе в легкие достаточно воздуха, Папаша уже снова в личине — точь-в-точь невинный мальчик-певчий с репетиции церковного хора.
— Ящерица! — орет Говард. — Ящерица с человека ростом!
Я вытягиваю Папашу Дугана из палаты, а Говард тем временем продолжает реветь и буйствовать. Джек и Нелли в коридоре вовсю ржут. Они этот фокус уже наверняка наблюдали.
Я по-прежнему потрясен. Неумышленные манипуляции с личиной — дело одно; а вот явные, намеренные — совсем другое.
— Что это вы сейчас такое вытворили?
— Просто доказал то, что хотел.
— И что же?
— А то, что интеграция не так сложна, когда имеешь дело со стариками. Послушай, когда родня Говарда в очередной раз придет с ним повидаться, он будет вопить как резаный про то, что в доме престарелых динозавры завелись, верно? А что будет потом?