Та сразу изменила тон.
- Ой! Хо-хо! Матильда! Чаошки! - закричала она. - Куда ты запропастилась? Неделю, как уехала, и ни...
Матильда перебила ее:
- Я тебе каждый день звонила, никто не подходил.
- Ага. Подстанция барахлит. Ну, как вы живете там, на окраине?
- Хоть на окраине, зато отдельная квартира.
- Так и у нас теперь отдельная квартира. А как у вас соседи? Ты какое-нибудь знакомство уже завела?
- Так... есть кое-кто, - уклончиво ответила Матильда, забыв, что решила говорить только правду.
- Матильда! А я знаешь кого закадрила? Самого Юрку Тузлукова!
- Туз-лу-ко-ва?
- Ага. Я сама не ожидала. То никакого внимания не обращал, а теперь, стоит мне выйти во двор, он свой футбол сразу бросает и к нам с девчонками через веревку прыгать... А только я уйду - он обратно за свой футбол. Девчонки это заметили и теперь мне прямо проходу не дают. Ничего себе кавалерчик! А?
Кавалерчик действительно был выдающийся: в свои двенадцать лет Юрка Тузлуков уже трижды побывал в детской комнате милиции. Ему это, конечно, чести не делало, и все же Матильда почувствовала некоторую зависть к Юльке, которой удалось привлечь внимание столь заметной личности.
Юлька сменила тему разговора.
- Ну, Матильда, когда новоселье праздновать будете?
- Погоди. Мы еще не устроились как следует.
- Ну, давайте устраивайтесь, и через недельку мы к вам в гости приедем. Ладно?
Матильда подумала и проговорила медленно, даже немножко грустно:
- Не знаю... Может, через недельку мне уехать придется.
- Уехать? - насторожилась Юлька. - Куда?
- В Крым.
- Ну, ты даешь! С мамой?
- Нет... С посторонними людьми.
- Как это с посторонними?
- Понимаешь, тут какая-то странная вещь получилась. Недалеко от нас кооперативный дом, где киношники живут... Ну, артисты всякие, режиссеры... И вот я вчера иду, а за мной черная "Волга" следует: то обгонит меня, то остановится, потом снова обгонит. Потом она остановилась, и из нее Тихонов вышел... Ну, знаешь, который Штирлица играет. Подходит ко мне и говорит: "Девочка, я давно уже за тобой наблюдаю, и мне кажется..."
- О-о-о-ой! - завыла Юлька. - Мати-и-и-льда! Ну, ты опять за свое?!
- Ну чего за свое? - недовольно сказала Матильда.
- За фантазии за свои. Ведь всем известно, как ты врешь классически!
Матильда поняла, что нарушила данную себе клятву, и ужаснулась, но Юлька заставила подругу тут же забыть про все. Она вдруг расхохоталась и закричала:
- Ой! Матильда! Я же вот что недавно узнала: ты, оказывается, никакая не Матильда, а Матрена! Да-да! Я нечаянно мамин разговор с тетей Глашей подслушала: это твой отец тебя так назвал в честь своей матушки. Твоя мама сопротивлялась, а он настоял. А потом, когда твои родители развелись, тебя мама на Матильду переделала по твоей просьбе. Но ведь по документам ты все равно Матрена, Мотька, одним словом. Ой, Матильда, сколько смеха было, когда я ребятам во дворе рассказала!.. Умрешь! Душевной тонкостью Юлька не отличалась, и ей казалось, что для Матильды все это так же смешно, как и для нее самой. Поэтому она вдруг оборвала смех и спросила как ни в чем не бывало: - Ну, что, Матильдочка, значит, мы с мамой к вам через недельку заглянем?
Матильда посопела в трубку.
- Нет, уж лучше я к тебе загляну, - процедила она.
- Ты заглянешь?
- Вот именно. Только да будет тебе известно, что я хоть и девчонка, но у меня очень хороший хук справа.
Тут стоявшие возле будки мальчишки переглянулись.
- Слышал? Хук справа! - тихо сказал Шурик.
Семка ничего не сказал. Он только приоткрыл рот и медленно кивнул.
- Что справа? - не поняла Юлька.
- Хук. Это боксерское выражение такое. И я на днях приду и врежу тебе как следует за твою Матрену.
Юлька помолчала, оторопев, но скоро пришла в себя.
- Хо-хо, Матильдочка! А у меня, да будет тебе известно, никаких хуков ни справа ни слева нет, но есть Юрка Тузлуков, и стоит мне ему мигнуть, он из тебя абстрактную скульптуру сделает.
- А у меня... а у меня... этот... - Матильда вспомнила первое попавшееся имя: - Леша Тараскин есть. Я только хвастаться не хотела... И ему не двенадцать лет, а все четырнадцать. И он не в какой-нибудь несчастной милиции сидел, а в настоящей колонии для несовершеннолетних. Ему ничего не стоит прихлопнуть твоего Юрку и тебя вместе с ним.
- Слышишь? В колонии! - снова шепнул Шура, а Семка опять приоткрыл рот и медленно кивнул.
- Хохошеньки! Матреночка! Ты опять за свои фантазии?! Мы вот с Юркой придем и посмотрим, что это за страшилище такое - твой Лешка.
- Приходи, приходи! Только у нас полный двор ребят, которые даже поотчаянней Тараскина.
- А эти откуда? Тоже из колонии?
- Не из колонии, а... В общем, узнаешь. Наш двор самым хулиганским считается, так что приходи!
- Приду, приду! Чао, Матреночка!
- Адьё!
Матильда вышла из будки, не заметив стоявших возле нее мальчишек. Теперь она уже не вспомнила о данной себе клятве.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
В то время когда Матильда объявила Лешу Тараскина юным уголовником, побывавшим в колонии, о нем шел спор между Игорем Ивановичем и его тещей Антониной Егоровной. Квартира была приведена в полный порядок, две другие Лешины бабушки уехали к себе, а покоя в доме все еще не было. Антонина Егоровна сидела в передней и, сбросив тапочки, надевала туфли.
- Игорь! - говорила она. - Ну хоть перед отъездом перестань ты на меня яриться!
Игорь Иванович, одетый в поношенную энцефалитку, сидел в комнате на корточках и возился с рюкзаком.
- Я не ярюсь, Антонина Егоровна, а спрашиваю: почему, по вашему мнению, четырнадцатилетний малый не может самостоятельно найти дом восемнадцать, корпус два?
Тараскин и сам беспокоился, что сын запаздывает с возвращением, но Антонина Егоровна решила идти встречать Лешу на остановку автобуса, а излишняя забота бабушек о внуке всегда выводила его из себя.
- Да потому, что я тут сама плутала! Ты посмотри, куда наш корпус два запрятали! - Антонина Егоровна появилась в дверях. - Нет, Игорь! Вот все про злую тещу анекдоты рассказывают... А поглядели бы на такого зятя, как ты! Да ведь ты меня сегодня совсем заел! До поздней осени расстаемся - так нет, он все грызет да грызет, все грызет да...
Вот тут-то раздался звонок. Антонина Егоровна бросилась открывать. Игорь Иванович вскочил и тоже вышел в переднюю.