Край свой Вологжанин любил самозабвенно и мог рассказывать о лесах, реках, озерах и их обитателях часами. Он изучил почти все водоемы области и знал, где какая водится рыба. Он все больше и больше нравился Сергею: ведь у них оказалось так много общего! Сергей и раньше слышал о Вологжанине, а тот читал его статьи об охране природы. И хотя понаслышке давно знали друг друга, но встретиться пришлось вот в каком месте! Когда Сергей сообщил ему, что чуть жизни не лишился от руки браконьеров, Вологжанин стал заботиться о нем как о родном сыне.
— Года два назад была в нашей газете статья про то, как браконьеры убили инспектора рыбоохраны, — вспомнил Сергей. — Нашли их?
— Васю Гаврилина ухлопали из ружья, — сказал Иван Ильич. — На Балаздыни. Настоящий рыбинспектор был. Никому спуску не давал. Тысячи метров сетей изъял у браконьеров. Однажды подкараулили и из-за кустов шарахнули... Гаврилина-то обнаружили лишь на шестой день... А преступников долго искали. Но нашли. Инспекторов, жаль, у нас мало. И идут на эту работу неохотно — опасная должность. Есть, конечно, у нас и проходимцы, которые с браконьерами заодно. Он докладывает, что все в порядке на его участке, но рыбы там нет. Ставят сети, переметы, а он сквозь пальцы на это смотрит. Доходят до нас слухи, что такой-то инспектор связан с браконьерами, а как докажешь? Живет он где-нибудь на берегу озера за сотню километров, а уж свои его всегда покроют, не выдадут.
— По-моему, больше вреда приносят рыбхозы, — заметил Сергей. — Эти вообще никаких законов не признают — им все позволено. Я сам видел, как на Сеньковском озере тащили невод. Всю молодь, сеголеток прихватили, а потом вместе с тиной на берегу вывалили. Неделю воронье клевало.
— И такое бывает, — согласился Иван Ильич. — Беда в том, что не установлен еще жесткий контроль за рыбодобычей. Черпают до дна, а там хоть трава не расти... Есть у нас и примерные рыбхозы. Не только ловят, но и разводят рыбу. А насчет браконьеров ты, Сергей, заблуждаешься! Ни один рыбхоз не поставит сети в нерест, а браконьеры все реки перегородят. И ведь не только рыбу возьмут, а весь приплод погубят. А сколько их с ружьями по берегам шастает, когда щука нерестится! Я отбирал у браконьеров по нескольку километров сетей. Бывало и так: подцепишь якорем капроновую сеть, а от нее вонь на всю округу! Поставят, а приехать на озеро, видно, недосуг было, вот рыба и гниет.
Глуховатый Прокопыч, услышав разговор про рыбу, похвастался, что он тоже заядлый рыбак. И тут же рассказал, как в прошлом году, в нерест, перегородил сетью Дятлинку в узком месте и взял с полсотни икряных лещей. Несколько штук потянули за три килограмма...
У Ивана Ильича брови стали торчком. Однако он сдержал себя и вкрадчиво спросил:
— И в каком же ты, Прокопыч, месте речку перегородил?
— А прямо за старым мостом, в аккурат напротив промкомбината, — словоохотливо ответил старик. — Я кажну весну там сетку ставлю... И в этом бы году поставил, да вишь угораздило с лестницы кувырнуться... Будь она проклята, эта свинья!
— Умная у тебя свинья, Прокопыч, — громко сказал Иван Ильич. — Прости, что на старости лет говорю тебе такое... дожил до семидесяти лет, а, выходит, ума не нажил. Что же ты рыбу-то губишь? Сколько мальков бы выросло из той икры, которую ты, наверное, и есть-то не стал. Ну куда тебе полсотни лещей? Это, считай, три-четыре пуда. На базаре продал?
Прокопыч завертелся на койке, закряхтел — не ожидал он такого оборота — и наконец выдавил из себя:
— Соседям роздал, знакомым... Да разве я один ловлю? Почитай, каждый второй на нашем заводе рыбак. А без сетки теперь какой улов? Курам на смех! У каждого сетенка, да и не одна...
— Отец твой и дед тоже так ловили? — спросил Иван Ильич.
— Тогда рыбы было много, не то что теперь!
— Люди тогда поумнее были да похозяйственнее. И не только о себе думали. А вот такие дикари, как ты, и порешили всю рыбу. Неужели не понятно: если ловить рыбу в нерест, то она икру не вымечет. Не вымечет икру — мальков не будет. Значит, и рыбы в реках-озеpax не будет, да ее уже и нет во многих. А нет рыбы — водоросли разрастаются и высасывают целые озера, в болота превращают! Да что я говорю! Не желторотый ведь ты юнец, которого можно в чем-то убедить. Оказывается, мудрость и с годами не к каждому приходит.
— Да ежели бы я один, а то ведь все... — только и нашелся сказать Прокопыч.
Иван Ильич несколько дней с ним не разговаривал. Смотрел как на пустое место. Старик сильно переживал. То и дело с его койки доносились тяжкие вздохи. Он поворачивал бородатое лицо к Вологжанину и, оттопырив ладонью ухо, не пропускал ни одного его слова. А потом как-то утром, когда медсестра сунула всем под мышки градусники, сказал: