Под одеждой у гостьи оказались белые худые ноги, блестящие и ухоженные, ступни с ярко накрашенными ногтями. И высокие, тонкой резиночкой на самой талии, черные кружевные трусики. Ника снова укрыла страдалицу шубой.
- Лежи, я принесу настойку и вату. И голову надо посмотреть, у тебя, кажется, ухо поранено.
- Ухо, - вслед ей задумчиво сказала гостья. И вдруг снова засмеялась, всхлипывая.
- Ухо! Он меня укусил. Вот падла. Зубами прям! Ненавижу!
Вернувшись, Ника снова присела на диван, крепко смочила большой кусок ваты коричневой настойкой софоры и, положив белую ногу к себе на колени, протерла холодную кожу от икры до кончиков пальцев. То же сделала и с другой. Быстро натянула хлопчатобумажные носки и укутала ноги шубой. Гостья вздохнула, вытягиваясь и держа у лица воротник такими же яркими ногтями.
- Ухо…
- Голову поверни. Не бойся, я осторожно.
- А ты что тут, одна совсем? Ой…
На маленьком ухе, чуть выше мочки свежий темный шрам точил кровь вперемешку с сукровицей. Ника свежей ваткой прижала ссадину и, откопав чужую руку, приложила ее, показывая, как прижимать.
- Держи сама. Волосы запачкала.
- Ты одна? – требовательно повторила гостья.
Ника нахмурилась. Когда та в первый раз захихикала, что-то мелькнуло такое в страдающем перепуганном лице, что не понравилось Нике. Но после сразу ушло, оставив снова лишь страх, потерянность и ожидание боли. И сейчас на диване лежала, все еще сотрясаясь крупной дрожью, просто насмерть испуганная девчонка, ну ладно – молодая женщина, наверное, лет двадцати трех, может, пяти. И только эти требовательные вопросы снова насторожили Нику.
Будто почуяв эту настороженность, гостья откинулась на подушку, закрывая серые блестящие глаза и держа ватку на ухе. Сказала хрипло:
- Прости. Мелю, не знаю что. От страха. Думала – умру. Думала – пусто тут.
- Ты же говорила – свет, в окне свет.
- Врала. Чтоб открыли, если кто прячется. Я… я расскажу сейчас…
Ника встала.
- Лежи лучше. Я чаю сделаю, с травой. Поспишь и согреешься.
- Ласочка, - пробубнила из-под воротника гостья, - меня звать Ласочка.
Кивнув, Ника ушла к печке. У нее тоже дрожали руки, но страх уходил, и она, хлопоча вокруг пострадавшей, о нем совсем уже забыла. Подбросила угля, поставила на плиту старый заслуженный чайник. Уйдя в спальню, сняла со стенки полотняный мешочек с сушеной травой и, положив горсть в ковшик, встала, дожидаясь, когда вода закипит. За спиной было тихо, снова затикали часы, и Ника вспомнила о Фотии и Марьяне. Сердце сжалось от тяжелого беспокойства.
Она быстро ушла в угол, снова сняла с телефона трубку. Там стояла все та же мертвая тишина, и краем глаза поймав пристальный взгляд Ласочки, Ника положила трубку на рычаг даже с облегчением.
- О! – сказала больная, когда в ковшике зашипел кипяток и запах лета наполнил комнату, - класс! Это пить?
- И пить можно, и купаться. И умываться.
Ника подождала, когда Ласочка, морщась, усядется повыше, подала ей большую чашку, полную темного отвара.
- Сколько сможешь, столько и пей. Ты как сюда попала?
Та гулко глотала, останавливалась, пережидая, когда горячая жидкость протечет в желудок и снова глотала, блаженно отдуваясь. Белые волосы висели сосульками, с одного боку слиплись от уже потемневшей крови.
- Мы в гостях были. В Низовом. Беляш сказал, да поехали-поехали, будет весело. Подночуем у кореша. У него кабак в Южаке, а тут значит мамка-папка, хозяйство. Обещал Беляшу окорок копченый. О-ох, как хорошо. Слушай, а вина нету? Сюда вина бы.
Ника ушла к окну, пошарила за стеклянной дверцей серванта, и вернулась, откупоривая початую бутылку.
- О-о, - Ласочка подставила чашку, - немножко, чтоб не остыло.
По комнате метнулся сладкий тревожный запах вишни и винограда.
- Супер! – в три глотка допив темную, сильно пахнущую смесь, Ласочка сунула чашку Нике и откинулась на подушку, закрывая глаза. Потянула ту за свитер неожиданно цепкой рукой.
- Посиди. Тут вот. Пока я расскажу.
Рука цеплялась за подол, и Ника вдруг подумала со странной нежностью, вот так сама она тянет вечно Фотия, трогает за рукав, чтоб не отпустить от себя. Он смеется, довольный. А сейчас эта белая худышка держит ее, чтоб была рядом.
Ника села, и Ласочка тут же свернулась вокруг нее, прижимая к бедру согнутые колени, а голову кладя рядом с другим бедром. Вздохнула успокоенно.
- Вот. Ты такая теплая.
- И что там, у кореша? – Нике вдруг захотелось погладить блестящие на макушке волосы, по которым бежал желтый блик от лампы под абажуром.