— Мы слышали, тебя убили в морском сражении у берегов Сицилии, — повторил он.
Кормак только пожал плечами.
— Многие тогда погибли, это правда, и меня сразил камень из баллисты. Но известие о моей смерти — всего лишь слухи. Но ты видишь меня, живее всех живых.
— Присаживайся, мой старый друг, — сэр Руперт выдвинул вперед одну из грубых скамеек, которые составляли часть мебели в таверне. — Что там происходит на Западе?
Кормак взял винный кубок, который подал ему темнокожий слуга, и сделал большой глоток.
— Ничего особо важного, — наконец заговорил он. — Во Франции король считает свои деньги и стравливает придворных. Ричард… если он жив, томится в тюрьме где-то в Германии. Так говорят. В Англии… как говорят, Джон угнетает народ и воюет с баронами. И в Ирландии — ад! — он холодно и невесело усмехнулся. — Что я должен сказать, там та же самая старая сказка? Гаэлы и иностранцы режут друг друга, но совместно выступают против короля. Джон де Курси, когда Гуго де Ласи вытеснил его с поста губернатора, бушует, как сумасшедший, жжет деревни и грабит, а Донал О’Брайенс скрывается на Западе, уничтожая, что осталось. Однако, черт побери, я думал, что в этой земле много лучше.
— Однако в этих землях царит мир, — в тон ему пробормотал сэр Руперт.
— Конечно… Тут царил мир, пока шакал Саладин собирал свои силы, — проворчал Кормак. — Думаешь, что он будет сидеть спокойно, оставив Акру, Антиох и Триполи в руках христиан? Но он ждал, готовясь захватить остатки Утремера.
Сэр Руперт покачал головой, и глаза его затянуло поволокой.
— Это голая и пропитанная кровью земля. Если бы богохульство помогло, я мог бы проклясть тот день, когда я последовал на Восток за своим королем. С раннего утра я мечтаю о садах Нормандии, густых прохладных лесах, виноградниках. Последний раз я был счастлив, когда мне было лет двенадцать…
— В двенадцать, — усмехнулся Фицжоффрей, — я бегал в волчьих шкурах, а в четырнадцать я камнем и голыми руками убил трех воинов.
Сэр Руперт с любопытством посмотрел на своего друга. Отделенный от родины Кормака широком морским проливом и землями Англии, норманн мало знал о жизни далекого островка. Однако он смутно понимал, что детство Кормака было далеко не безоблачным. Ненавистный для ирландцев, презираемый норманнами, он ко всем относился с дикой ненавистью и беспощадно мстил всем и вся. Было известно, что он был верен только дому Фицджеральдов, который, как многие валийцы и норманны, перенял ирландские привычки и образ жизни.
— У тебя другой меч, чем ты носил, когда я видел тебя в последний раз.
— Мечи то и дело ломаются у меня в руках, — проговорил Кормак. — Я разрубил своим мечом три турецкие сабли, но он сломался, словно стеклянная игрушка, в той морской битве у берегов Сицилии. А этот меч я забрал у скандинавского морского короля, который устроил набег на Мюнстер. Его выковали в Норвегии. Видишь языческие руны на клинке?
Он чуть выдвинул меч из ножен, и огонь свечей заиграл на клинке, словно тот был из живой стали. Слуги стали креститься, а сэр Руперт только головой покачал.
— Ты не должен обнажать такой клинок без причины. Он сам зовет к себе кровь.
— За мной остаются кровавые следы, — проворчал Кормак. — Этот меч уже попробовал крови Фицжоффри, потому что тот норвежский король убил моего брата Шейна.
— И теперь ты носишь этот меч! — в ужасе воскликнул Руперт. — Ничего хорошего из этого не выйдет. Это злой клинок, Кормак!
— Почему нет? — нетерпеливо спросил огромный воин. — Я смыл кровь своего брата, омыв клинок в крови его убийцы. Черт побери, но этот морской король был здоровяком в чешуйчатой кольчуге. Его посеребренный шлем был слишком крепкий… Но удар топора — шлем и череп разлетелись с одного удара.
— У тебя был еще один брат, не так ли?
— Конечно… Дональд. Эохейд О’Доннелл съел его сердце после битвы при Кулмэнэхе. В то время мы с братом враждовали, так что вполне возможно, что людоед избавил меня от серьезных хлопот. Так или иначе, за это я сжег О’Доннелла в его собственном замке.
— Как вообще вышло, что ты связался с этими крестовыми походами? — с любопытством поинтересовался Руперт. — Или ты хотел очистить свою душу, сражаясь с неверными?