– Уверена? – Мать нарезала сельдерей и редиску по рецепту Джейми Оливера, поглядывая на маленький телевизор, на экране которого тот же самый персонаж давил чеснок и уверял зрителей, что все будет «прекрасно».
– Я, наверно, пойду к себе и лягу. Может, посмотрю фильм на ноутбуке. – Руби уже переключилась на свои овощи и безжалостно орудовала ножом «Сабатье».
– Не забудь подключить наушники, если собираешься слушать на полном звуке, – рассеянно напомнила она.
Кэти поднялась наверх и первым делом съела сэндвич, яблоко и пакетик чипсов, которыми запаслась заранее. Не то чтобы ей так уж хотелось есть, но еще меньше она хотела, чтобы желудок начал издавать всякие неуместные звуки, когда они с Люком останутся наедине.
В какой-то момент она ощутила покалывание под диафрагмой, но успокоила себя тем, что проблема решится перекусом. Оставалось только подготовиться к приключению. Кэти покрасила ногти голубым с металлическим оттенком лаком и, пока он высыхал, попыталась читать. Но текст то и дело сворачивался, превращаясь в лицо Люка. Она отложила книжку и забралась в постель. Лежа на спине и глядя на белоснежные пики натяжного потолка «Артекс», Кэти перебирала в памяти события последних недель. Встречи с Люком были нечастыми, обмены репликами короткими, и она помнила их почти слово в слово. Закрыв глаза, она прокручивала эти встречи снова и снова, словно сцены фильма, а когда пыталась представить, что случится, когда они окажутся одни за стенами школы, все тело как будто звенело, а мозг переключался на такой скоростной режим, что образы сливались в пятно.
Время будто прыгнуло. Казалось, только что, мгновением раньше, она смотрела на часы, торопя ползущие стрелки, а в следующее уже кралась к туалетному столику, чтобы подвести глаза и наложить тушь, и в голове билась тревожная мысль: как бы успеть переодеться.
Кэти взяла пузырек, который дала ей фиксер, и отвинтила крышку. Пузырек был белый, с белыми ромашками по кругу, как на женской визитке. На секунду ее охватили сомнения, но заставить себя поверить, что в вещице столь прелестной может содержаться нечто опасное, она не смогла. Может быть, там было «Вимто» или что-то такое. Та женщина сказала, что выпить содержимое нужно одним глотком, думая при этом, как она выразилась, об «объекте твоего желания». Кэти закрыла глаза и представила Люка. Люка, улыбающегося ей. И выпила. Женщина предупредила, что это травяной настой и вкус у него не самый приятный. На самом деле все оказалось хуже. Проглотив отвратительную жидкость, Кэти сделала несколько глубоких вдохов, чтобы удержать проглоченное внутри. Лишь мысль о том, что заклинание не сработает, помогла предотвратить худшее.
Было уже почти десять. Кэти застегнула черное худи и натянула свои любимые голубые перчатки. Они были без пальцев и идеально подходили под новый цвет ногтей. Потом она надела еще одно серебряное колечко, повернула его так, чтобы лунный камешек смотрел вверх, и проверила замочек яблочного ожерелья.
Кэти посмотрела в зеркало, и девушка за стеклом посмотрела на нее. Черный карандаш и темно-красная помада добавили ей лет и решительности. Кэти едва узнала себя. Не перестаралась ли? Она взяла салфетку и потерла губы. Щеки горели, глаза блестели – удивительно, но результат понравился даже ей самой. Сейчас или никогда. Смех в телевизоре перекрыл звук закрывшейся внизу двери гостиной. Кэти представила родителей, уютно расположившихся на софе: отец лежит, опустив голову на колени матери, а та гладит его по волосам. Она даже не сочла это чем-то вульгарным. Разве что самую чуточку. Скорее придуманный образ отозвался ноющей болью. Как бы тоской по тому, чего нет.
Отец всегда запирал двери, даже когда все были дома. По его словам, он видел однажды новостной сюжет о некоем происшествии, который произвел на него сильное впечатление. Кэти попросила рассказать подробнее, но он только сжал губы, да так, что они побелели. Она открыла заднюю дверь и выскользнула наружу, потом снова заперла ее и положила ключ в карман.
Быть в городе ночью ей не полагалось, тем более одной и без разрешения родителей. Восхитительное волнение – приключение, побег из дома! – быстро сменилось страхом, когда она проходила мимо паба и из распахнувшейся двери на нее дохнуло теплой вонью, шумом и грубыми мужскими голосами.
Кэти прибавила шагу и свернула на боковую улочку, потом пересекла Милсом-стрит. Людей здесь было больше, и она почувствовала себя в большей безопасности, но толпа курильщиков возле «Уэзерспунс» выглядела агрессивной и пугающей.
Переходя с одной улочки на другую, Кэти удалялась от центра и приближалась к жилому району Батуик. Окна во многих квартирах оставались незашторенными, и комнаты за ними были освещены, словно сцены. Кэти видела книжные шкафы и кресла, камины и со вкусом подобранные обои. Такой культурный город, Бат. Она называла его мертвым. Прекрасно сохранившийся, но бездушный. Ей хотелось чего-то нового, современного, живого. Чего-то юного. Да, она признавала, что не знает, чего именно хочет, но надеялась, что узнает, когда найдет.