Весь день темноволосый юноша провел в предвкушении вечернего музыкального часа, ежеминутно любуясь результатом их совместной работы. Она будто показывала единство, являлась олицетворением родства их душ. Его ни на минуту не покидали мысли о художнике, в голове то и дело всплывал вчерашний вечер, когда они завязали беседу. Вроде бы ее причиной стало отнюдь не хорошее событие, но она была такой желанной и долгожданной, что мысли о плохом меркли на фоне будоражащих разум чувств.
А ведь Инк весьма разносторонняя личность. За весь этот год наблюдений Эррор подметил, что тот не только превосходный художник, умеющий играть на флейте. Иногда брюнет замечал небольшие четверостишия на руках, которые, судя по всему, где-то на ходу приходили в голову Инку, и он, чтобы не забыть, таким образом фиксировал их. Творческая личность на то и творческая, что ее вдохновение способно выливаться не только лишь в одно направление искусства. И Инк как раз представился и художником, и музыкантом, и поэтом. При том весьма отличным поэтом. Эррора очень восхищала такая многогранность Инка, в нем то и дело бушевало желание увидеть все работы художника вживую. А уж каково было хотение прочесть его стихи целиком — словами не описать, ведь это можно только почувствовать.
«И много лет пройдет прежде
Чем одиночество уйдет.
Лишь птицеплечник мне дарит надежду
Увидеть, как незабудка цветет.»
Почему-то именно эти строки очень прочно въелись в память, довольно часто всплывая в голове брюнета. Уже давно Эррор заметил за Инком страх одиночества. Очень большой страх. Сперва он не понимал, как можно желать каждый день с кем-то видеться и общаться, почти не оставляя времени на уединение с собой, но потом, проанализировав изредка появляющиеся на руках строки и проникнувшись ими, он понял этот страх. Он понял, что они очень похожи — оба страдают фобиями, пусть и абсолютно противоположными друг другу. Это разжигало еще большее желание сблизиться со своим соулмейтом, ведь ему казалось, что они найдут друг в друге то, что ищут — банальное взаимопонимание, в котором нуждается каждый человек, но, увы, не каждый его находит.
В очередной раз прокручивая в голове последние две строчки недавно всплывшего в памяти четверостишия, Эррор и не заметил, как день подошел к концу. Пятый час, последняя пара закончилась. Наконец-то. В предвкушении, он вышел из корпуса своего факультета и направился к фонтану-одуванчику в центре кампуса. По пути он заметил, что сегодня весьма безлюдно. Ах, точно, суббота же, у многих выходные. Да и мало у кого из учащихся по субботам пары до вечера.
В это же время из другого корпуса в студгородке того же университета вышел белесый юноша. Его белоснежные волосы развевались по ветру, а глаза разных цветов щурились из-за яркого солнечного света. Плюсом ко всему, бессонная ночь сильно сказалась на излишней чувствительности глаз. Этой ночью он, воодушевившись новым знакомством, нарисовал картину к показу, закончив ее чуть ли не за пару часов до него. Откуда-то взявшееся ощущение бодрости не позволило Инку сомкнуть глаза даже на пару минут. Так и не найдя покоя, он вновь взял в руки кисти и принялся выводить на запястье цветы абецедария, проявляя тем самым желание поговорить с Эррором. Ответ пришлось ждать минут двадцать. Эти минуты буквально прожигали изнутри, ведь сейчас Инку просто необходимо было с кем-то переговорить. И даже не с кем-то, а именно со своим соулмейтом. Художник был очень благодарен Эррору за то, что тот его поддержал, а как выразить свою благодарность — он не знал. Но вот ответ сам появился в ходе недолгого диалога — он хочет, чтобы Инк сыграл на флейте. Это трудно назвать благодарностью, ведь это слишком низкая цена за то, что сделал для него Эррор, но все-таки, даже так, раз его родственная душа этого хочет, то он с удовольствием выполнит его просьбу.
Показ прошел успешно, Инк защитил свою картину, тем самым закрыв сессию. Но его сильно задержали на защите, из-за чего он в спешке буквально вылетел из аудитории и помчался к месту, в котором очень любил находиться, наигрывать разные мелодии и рисовать, вдохновляясь прекрасными пейзажами вокруг. Время уже поджимало, а заставлять соулмейта ждать совсем не хотелось. По пути к ботаническому саду Инк краем глаза заметил высокого темноволосого парня, стремительно идущего к фонтану напротив сада. Он такой необычный, отличающийся от всех остальных. На его щеках с обеих сторон выделяются симметричные шрамы. Но не противные, как это обычно бывает, а весьма симпатичные. Они придают его образу какую-то изюминку, особенно в совокупности с покраснениями под янтарными глазами. Ему бы спать почаще, а то вид какой-то нездоровый. Удивляясь своему хорошему зрению, художник уже завернул к воротам сада, а тот самый брюнет, развернувшись, чтобы сесть на лавочку, заметил края светло-бежевого шарфа, обладатель которого скрылся в листве за большим металлическим забором, отделяющим ботаничку от территории университета. Юноша даже не понял, из-за чего завис, когда увидел улетающий за своим хозяином шарф, но, немного потупив взор, он все-таки сел на лавочку, окруженную различными кустарниками, и посмотрел на небо.
Сегодня определенно хорошая погода. Солнце мечется между редкими облаками, роняя то тень, то свет на окружающее пространство и согревая замерзшую после холодной зимы почву. Не только ее, но и руки Эррора, которые на ощупь были просто ледяными из-за плохого кровообращения. Приятное тепло окутало их, тем самым расслабив брюнета и позволив ему насладиться другими прелестями природы. Легкий теплый ветерок колышет только распустившиеся листья деревьев и кустарников, создавая упоительную мелодию. Ее дополняют пение птиц и шум бьющихся о поверхность фонтанной чаши капель воды, что в совокупности делает звуки природы неописуемо чарующими. Некоторые капли даже попадают на темноволосого юношу, пробуждая того и не позволяя ему с концами уйти в нирвану.
Брызги фонтана могли спасти от погружения в любование окружающей утопичностью, но они были бессильны перед очень аккуратно зазвучавшей мелодией. Завораживающие звуки флейты, смешиваясь с уже созданной природой музыкой, рождали поразительный романс. Эррор мог с уверенностью сказать, что вот оно — искусство. Высшее наслаждение и блаженство. Будучи не в силах сопротивляться нахлынувшей эйфории, да и не имея желание ей препятствовать, он закрыл глаза и отстранился от внешнего мира, полностью утопая в баламутящей душу мелодии.
Казалось, окружающее пространство перестало существовать. Инка целиком и полностью охватила увлеченность игрой на излюбленной им флейте. Лишь шелест листьев и пение птиц подтверждали, что художник сейчас все еще стоит на деревянном полу в беседке, извлекая губами гармонические созвуки и перебирая пальцами на музыкальном инструменте, создавая таким образом то спокойную и протяжную, то эмоциональную и нарастающую мелодию. Через нее он изливал все свои чувства. В ней ощущалось и беспокойство за друга, и благодарность Эррору, и легкая радость от успешного показа. Эта эмоциональная волна не осталась без внимания брюнета, он пропустил сквозь себя все чувства Инка, пытаясь ощутить и понять их в полной мере.
Они вдвоем и не заметили, как солнце ушло в закат, уступая место заменившим его фонарям, освещающим белым светом всю территорию кампуса. Ветер стал еще слабее, но не перестал быть теплым. Хотя, может, это чувство наслаждения создавало впечатление, будто прохладный ветерок все еще греет своим теплом этих двоих? Наверное, именно так и есть, ведь изредка проходящие мимо люди жмутся от холода, пытаясь укутаться с головой в свою одежду, в то время как двое увлеченных юношей даже не обращают внимания на то, что их футболок и легких ветровок уже недостаточно, чтобы спрятаться от резкого похолодания.
Сладостную игру прервал как некстати объявившийся охранник сада, сообщивший Инку о том, что сад закрывается и ему необходимо покинуть его территорию. Не смея перечить, художник извинился за свою задержку и спешно покинул ботаничку, оставляя в ней после себя сохранившуюся волшебную атмосферу. Даже уход музыканта не помешал мелодии природы звучать дальше, как бы продолжая его выступление. При том не ограничиваясь одной лишь территорией ботанического сада, из-за чего Эррор еще несколько минут не был в состоянии вернуться к реальности.