— Что вы за рекламной тумбой прячетесь, идите сюда! — позвал Марину и Вадима Велемир Радомирович. — Суть этого нового неоязычества, о котором я говорю, заключается в том, что плоть человеческая обрела активный язык, который неудержимо тащит человека ко всякой твари вместо Творца. И современное неоязычество многократно усилило этот убийственный для человека язык всевозможными айподами и айфонами, иными техническими и электронно-информационными штучками. Несчастную молодежь уже превратили в последнее поколение живых динамиков и усилителей, чрез которые сам лукавый орет и прокачивает свою поп-механику. Это нововавилонское поколение. А неоязычество — это апокалиптическое торжество плоти, ее последний крик.
Они пошли дальше, и тут только Вадим тревожно спросил, чувствуя, что их против воли тянет вперед какая-то неведомая сила:
— А куда мы вообще идем-то?
— Да туда, куда выйдем! — с хитрой и даже, как показалось, коварной усмешкой ответил спутник, свалившийся на их головы черт знает зачем и откуда. Как посланник инфернального мира.
— Итак, — произнес он, — Человек и Вселенная имеют одно наречие, а вся Природа, Космос, логосно-словесна, то есть пронизана грамматическими структурами и человеческими свойствами. По антропному принципу. Воистину все сущее создано и расписано одним почерком Слова. Во Вселенной все со всем и со всеми общается и соединяется. Это как космическая литургия — песнь о всецелостности Мироздания. Ведь Мир — это большой Человек.
Сделав театральную паузу («Он еще и артист отменный», — подумал Вадим), Велемир Радомирович продолжил:
— Но сегодняшний хаос лжеинформации разрушает внутренний мир человека и поселяется там сам. Чтобы были не слышны из глубин естества праотцовские слова-корни. Чтобы все люди обменивались хаосом, потребляли друг друга и становились «гуманоедами» — последней популяцией людей.
— Ну, хорошо. А причем тут ваша жена? — вновь напомнил уже вовсю загрустивший Вадим, представив себе, что эта вечерняя прогулка никогда не закончится, а странный, но интересный субъект отныне будет идти с ними по жизни до гробовой доски. Той, которую когда-то «натянул» на себя Святогор, а теперь вот, похоже, и Велемир Радомирович.
— Сейчас отвечу, — пообещал «инфернальный посланник». Но говорить стал опять про другое: — Теперь слово «русский» заменено на «россиянин». Ну конечно, любой получивший гражданство России негр, несомненно, станет россиянином, но ведь это нисколько не свидетельствует о его истинной национальности. Национальность — это имя народа. Еще в начале двадцатого века русский этнопсихолог Овсянико-Куликовский говорил, что только слабоумные и идиоты лишены национальных признаков. Но верен и обратный силлогизм: человек, лишенный национальных признаков, попросту слабоумен и идиот. На Руси с давних времен, провожая родного человека в дальнюю дорогу, напутствовали: «Помни имя свое!» Имя народа — его священное наследие. Без имени — нет и именуемого. Вот и хотят превратить русских в недоделанных «россиян». Нам с преступным умыслом твердят, что русские люди всегда испокон веков были варварами, дикарями, колонизаторами, врывались в хутора, аулы, кишлаки, стойбища, сея коренным народам лишь смерть и разрушения.
— А разве не так? — наивно спросила Марина.
— А почему же тогда, замечу, они оставляли после себя школы, больницы, театры, музеи, университеты, фабрики и заводы? Русская литература служила и служит питательной средой многочисленных культур народов России. А русский язык выполнял и выполняет в многонациональной России объединительную роль, являясь важнейшим скрепом и залогом безопасности государства. Однако наши «управленцы» руководствуются своим примитивным взглядом на образование как на «сферу услуг», подчиняясь лишь командам «господина Доллара». Их принцип: для «кухаркиных детей» — минимум знаний. А дети элиты и сами не хотят получать никаких знаний. Куда ж придем?
— Да туда, куда выйдем! — словами самого же Велемира Радомировича ответил Вадим, тем самым «отомстив» ему за его «поводырство». Но тот лишь отмахнулся:
— Все, что происходит в последние два десятилетия, удивительным образом соответствует задачам, поставленным международной закулисой в двадцатом веке, прежде всего программой Стенфордского «Фонда Чарльза Кеттеринга» — «Изменение образа человека», под руководством Уиллиса Хармона. Я тщательно ознакомился с ней, когда читал лекции в Гарварде и копался там в архивах. Она официально принята правительством США. Ее цель — достичь изменения образа мыслей и представлений широких масс в нужном направлении.