Ничего.
Тогда они перенесли оборудование на берег.
— Что у тебя? — спросил он лейтенанта Герберта Роуленда.
Мужчина был крайне возбужден.
— Сигнал запеленгован на 240 градусов.
Он посмотрел на мертвый континент, покрытый льдом толщиной в милю. Всего 8 градусов ниже нуля, и сейчас лето. Сигнал? Здесь? Не может быть. Они прошли шестьсот ярдов с места высадки. Вокруг белая равнина; узнать, что было внизу — вода или земля, — было невозможно. Справа и прямо от него возвышались горы, похожие на зубы какого-то фантастического животного.
— Сигнал определяется на 240 градусах, — повторил Роуленд.
— Сайерс, — позвал он третьего члена команды.
В пятидесяти ярдах впереди них лейтенант проверял каждую трещину. Белый снег, белое небо, даже воздух был белым от постоянных выдохов. Это было место мумифицированной пустоты, к которой человеческие глаза привыкали лишь немногим лучше, чем к кромешной тьме.
— Это чертова подводная лодка, — сказал Роуленд, чье внимание все еще было приковано к приемнику.
Лэнгфорд до сих пор помнил тот абсолютный холод, захвативший его на этой земле, где не было теней, где постоянно возникали завесы серо-белого тумана. Им всем надоела плохая погода, низкие потолки, плотные облака и постоянный ветер. Каждую пережитую им с тех пор зиму он сравнивал с летом на Антарктиде. Он провел там четыре дня. Четыре дня, и их он никогда не забудет.
«Вы себе даже не представляете, что это такое», — так он ответил на вопрос Доротеи Линдауэр.
Рэмси посмотрел на полку сейфа. Под папками лежал журнал. Тридцать восемь лет назад правила военно-морского флота предписывали офицерам, командирам всех мореходных судов, вести записи именно таким образом.
И адмирал открыл первую страницу.
Глава 30
Атланта
7.22
Стефани разбудила храпящего Эдвина Дэвиса. Проснувшись, он не сразу понял, где находится.
— Ты храпел, — сказала она.
Даже через закрытую дверь и разделявший их этаж она всю ночь слышала этот натужный и какой-то каркающий звук.
— Мне говорили об этом. Я храплю, когда действительно очень устал.
— И кто же тебе это сказал?
Эдвин прогнал остатки сна. Он лежал на кровати полностью одетый, а рядом с ним — мобильный телефон. Они прилетели обратно в Атланту практически в полночь на последнем рейсе из Джексонвилля. Дэвис предложил поехать в отель, но Стефани настаивала, и таким образом он оказался на ее гостевом диване.
— Я не монах, — заявил Эдвин.
Стефани практически ничего не знала о его личной жизни — собственно, только то, что он закоренелый холостяк. Вот и все. Но есть ли у него дети? Впрочем, сейчас не время проявлять любопытство.
— Тебе нужно принять душ.
Он потер подбородок.
— Так любезно с твоей стороны указать на это.
Стефани указала головой на дверь:
— В ванной есть полотенца и бритвенный станок; правда, боюсь, что он женский.
Она уже приняла душ и оделась, готовая ко всему, что приготовил им этот день.
— Есть, мэм, — сказал Дэвис, выпрямившись. — Вы хорошо ведете дела, все держите под полным контролем.
Стефани оставила его и, войдя в кухню, включила телевизор. Она редко плотно ела утром; обычно ей хватало маффина или небольшого количества пшеничных хлопьев, и она ненавидела кофе. В качестве утреннего напитка Стефани обычно использовала зеленый чай. Сегодня ей необходимо было съездить в офис. Практически полностью несуществующий штат сотрудников помогал ей с охраной, но значительно затруднял делегирование полномочий.
— Это может быть интересно, — рассказывал репортер CNN. — Президент Дэниелс недавно выказал свое недовольство Объединенным комитетом начальников штабов. В произнесенной две недели назад речи он дал понять, что сомневается в необходимости существования всего штаба.