Он помнил, что когда забрал пистолет у Кристл, тот был той же марки и модели. Когда Малоун вернул его ей, он зарядил его пустым магазином из пистолета Доротеи. Кристл этого не заметила и считала, что вооружена. Сейчас же у него был забитый под завязку магазин. Коттон с усилием заставил свой затуманенный мозг сконцентрироваться, а пальцы — двигаться.
Затем он открыл дверь.
Стефани импровизировала, используя все, что могла придумать, чтобы выбить Чарли Смита из равновесия. Диана Маккой сыграла свою роль совершенно. Дэниелс рассказал им, как он отправил Маккой к Рэмси, чтобы та стала его сообщником, а затем — противником. Все, чтобы держать адмирала в постоянном напряжении. «Пчела не может ужалить тебя, когда летит» — было одним из любимых высказываний президента. Дэниелс не забыл упомянуть, что как только он рассказал Диане о Милисент Сенн и о том, что случилось в Брюсселе много лет назад, Маккой немедленно вызвалась помогать им. Президент мог праздновать победу. Адмирал Рэмси был не только умен, но и осторожен, он мог распознать почти сразу, когда его хотят обвести вокруг пальца. Поэтому, чтобы этот обман имел шансы на успех, требовался кто-то его уровня; он никогда не стал бы иметь дело с низшим по положению. Поэтому кандидатура Дианы Маккой подошла идеально. Как только президент узнал о Чарли Смите, Маккой легко удалось обмануть и его. Смит был тщеславным, жадным, слишком привыкшим к успеху. Дэниелс проинформировал их, что Рэмси застрелил Смит и что он обязательно появится в доме. К сожалению, это было все, что могла предложить разведка. То, что Маккой противостояла им, тоже было частью сценария. Что произойдет после этого, можно было только гадать.
— Обратно к входной двери, — приказал Смит и направил пистолет на Дэвиса.
Они вернулись обратно.
— У тебя серьезная проблема, — сочувственно произнесла Стефани.
— Я бы сказал, что это у вас проблемы.
— Правда? Ты собираешься убить двух заместителей советника по национальной безопасности и агента высокого ранга из департамента юстиции. Я не думаю, что ты хотел бы оказаться на первых страницах газет. Застрелить Рэмси? Кому до этого есть дело? Точно не нам. Хорошее и чистое устранение. Никто не собирается обвинять тебя в этом убийстве. Мы же — совсем другая история.
Она видела, что ее доводы достигли цели.
— Ты всегда был так осторожен, — продолжала наступать Стефани. — Это твой фирменный знак. Никаких следов. Никаких доказательств. Наше убийство никак не вписывается в твой любимый, проверенный годами сценарий. Кроме того, мы можем спрятать тебя. В конце концов, ты проделал хорошую работу.
Смит усмехнулся.
— Верно. Я сомневаюсь, что вы воспользовались бы моими услугами. Давайте начистоту. Я приехал, чтобы помочь ей, — он указал на Маккой. — Я должен был решить ее проблему. Она заплатила мне десять миллионов и позволила убить Рэмси, и это дает ей преимущество. Она хотела, чтобы вы двое умерли. Но я понимаю, что это плохая идея. Я думаю, что самым мудрым для меня будет просто уйти.
— Расскажи мне о Милисент, — тихо попросил Дэвис.
Стефани гадала, почему он так спокоен.
— Почему она так важна? — Смит тут же перешел на деловой тон.
— Просто. Я хотел бы узнать о ее смерти, прежде чем ты уйдешь.
Доротея приблизилась к двум дверям. Она крепко прижалась к стене по правой стороне коридора и наблюдала за игрой света впереди.
Ничего.
Она подошла к дверному проему и быстро бросила взгляд внутрь комнаты, которая была справа от нее. Примерно десять квадратных метров, освещенные сверху слабым мерцанием потолка. Внутри ничего не было, за исключением фигуры около дальней стены.
Мужчина был завернут в одеяло, на нем был прочный комбинезон из оранжевого нейлона. Тускло освещенный, как старая черно-белая фотография, он сидел скрестив ноги, его голова наклонилась влево, и он смотрел прямо на нее немигающим взглядом.
Доротея подошла к нему.
Он был молод, около тридцати, с пыльно-коричневыми волосами и тонким угловатым лицом. Он умер там, где сидел, и выглядел как очень уставший человек, присевший отдохнуть. Доротее казалось, что он вот-вот заговорит. На нем не было пальто, но его оранжевая фуражка оказалась такой же, как и та, которую обнаружил Малоун. Военно-морской флот Соединенных Штатов. «НР-1А».
Ее отец, в те времена, когда они еще ходили на охоту, всегда предупреждал ее об обморожении. «Тело, — рассказывал он ей, — сначала пожертвует пальцами рук, ног, руками, носом, ушами, подбородком и щеками, чтобы кровь по-прежнему приливала к жизненно важным органам. Но если холод будет неизменен, легкие в конечном счете не выдержат первыми и разорвутся. Потом остановится сердце. Смерть будет медленной, слишком медленной; ты просто заснешь, чтобы никогда не проснуться». Доротея помнила каждое слово; но сейчас она думала о том, что чувствовал этот человек. Боролся ли он с наступающей смертью? Медленная бесконечная агония… Что может быть страшнее?
Кем был этот несчастный?
И тут Доротея уловила шум позади нее.
Она резко обернулась.
Кто-то появился в комнате на другой стороне коридора. В двадцати метрах от нее. Черная фигура, обрамленная дверным проемом.
— Чего же ты ждешь, сестричка? — позвала ее Кристл. — Приди и поймай меня.
Малоун снова вошел в лабиринт коридоров и услышал, как Кристл позвала Доротею. Он повернул налево, решив, что голоса разносятся именно оттуда, и продолжил свой путь еще по одному коридору, который в конце концов исчезал в комнате в сорока футах от него. Коттон приблизился, посмотрел на открытые двери, расположенные по обе стороны коридора, быстро заглянул внутрь каждой из комнат и продолжил движение. Снова рабочие зоны и пустые маленькие комнаты. Ничего интересного ни в одной из темных ниш.
Перед предпоследней комнатой он остановился.
Кто-то лежал на полу.
Мужчина.
Малоун вошел внутрь.
Лицо с кавказскими чертами. Мужчина средних лет, с короткими рыже-коричневыми волосами. Он лежал ничком — руки вдоль тела, ноги выпрямлены — и был похож на обломок скалы. Под ним лежало одеяло. На мужчине был надет оранжевый комбинезон военно-морского флота, на левом кармане — бирка с именем «Джонсон». В памяти Коттона сразу всплыла выдержка из отчета. Второй помощник электрика Джефф Джонсон. «НР-1А».
Его сердце внезапно екнуло и покатилось вниз.
Моряк, кажется, просто прилег и позволил холоду победить. Малоуна учили во флоте, что никто не замерзает до смерти. Вместо этого, как только холодный воздух обволакивает голую кожу, сосуды, расположенные близко к поверхности, сжимаются, уменьшая потерю тепла и нагоняя кровь в жизненно важные органы. «Холодные руки, теплое сердце» — это выражение было больше чем клише. Коттон припомнил первые признаки обморожения: сначала покалывающая, жалящая, ноющая боль, затем оцепенение. Смерть наступает тогда, когда температура тела падает, давление понижается, кровь густеет и сердце перестает биться.
Тогда ты замерзаешь.
Здесь, в мире без влажности, тело должно было отлично сохраниться, но Джонсону не повезло. Черные полоски мертвой кожи свисали у него со щек и с подбородка. Крапчатые желтые корки запеклись на лице, превращая его в гротескную маску. Лед добрался до ресниц, а его последние выдохи сконденсировались на подбородке двумя сосульками.
В душе Малоуна прокатилась волна ненависти к военно-морскому флоту Соединенных Штатов. Жалкие, отвратительные сукины дети позволили этим людям так страшно умереть.
Одним.
Беспомощным.
Забытым.
Коттон услышал шаги, вышел обратно в коридор — и увидел, как Доротея мечется из комнаты в комнату. Он позволил ей пойти вперед.
Затем пошел за ней.