Через какое-то время он уже сигналил у дома Пашки. Тот был владельцем ассенизаторской машины. Купил когда-то поддержанную, теперь оказывал по району услуги по очистке канализационных ям и труб.
- Хозяин! - с улицы кричал Тимофей.
Когда Пашка выбежал из дома, Тимоха объяснил ему свой план.
- А что пожарная? - подходя к машине, спросил Фёдоров.
- Тушить им нечем. Воду ищут. Да и пока приедут...тут уже у вашей Петровны сараи загорятся. Как твой пруд?
- Пересох. Мы там если только илу накачаем, - с досадой проговорил Пашка, заводя мотор.
- Тогда к карьеру?
- Обмелевши он, шланга не хватит, - задумчиво протянул Павел, видно прикидывая куда ещё податься.
- Давай к заводи, на речку, там хоть что-то ещё осталось, - предложил Тимофей, махнув рукой в нужную сторону.
На реке из камней была сделана запруда- Тимоха помнил ещё с детства эту заводь, нырять там было здорово, глубоко-глубоко! Сейчас-то, в сухое лето, поди тоже обмелела, но, может, не вся...
Воды поубавилось - будь здоров. По берегам и на камнях валялись высохшие речные водоросли, осколки раскрошившихся от сухости ракушек.
Тимофей с Пашкой быстро размотали шланг, чтобы накачать воды. Минут через десять цистерна наполнилась. А в запруде осталась небольшенькая лужица да тонкие струйки помутневшей водицы.
Машина подъехала, когда пламя уже начало поедать камышовые заросли.
Тимофей схватил шланг и подтащил его прямо к горящему месиву. Дым резал глаза, в лицо дышал огонь. Тимоха пытался дышать сквозь большой носовой платок, наспех повязанный на нижнюю половину лица.
- Давай! - крикнул он сквозь копоть, задыхаясь.
Мутная речная вода хлынула из шланга на объятые огнем кусты и траву. Обожжённые сучья и стебли зашипели, задымились еще сильнее, пламя заметалось, вздыбилось, завыло, как уязвлённый зверь, не желая сдаваться, будто грозилось напасть с новой силой на тушивших его людей.
Пожар они тогда не погасили, но всё-таки задержали, не дали ему пойти на деревню. А там уже и пожарные прибыли.
- Спасибо, сынки, - благодарила потом их всё та же старушка и пыталась сунуть хоть кому-то бутылочку какой-то наливки.
Тимофей отказался. Может, Пашка взял. Этого уже Тимофей не помнил. Помнил только еще, как сидел в машине возле своего дома, вытирал пот с почерневшего от копоти лба, посматривая на себя в автомобильное зеркало заднего вида, и приглаживал свои тёмные с белыми вкраплениями пепла волосы да по-тихому поругивался: "Ёлки зелёные!". Не хотел он, чтоб Маруся испугалась.
А лесу в тот сухой год погорело порядочно. И в этом конкретном случае явно из-за брошенного кем-то непогашенного окурка...
Да, и от такой работы отговаривала его Маруся. Не согласился тогда с ней Тимоха, сказал: "не брошу!". Как отрезал. Да если бы и ушёл, всё равно тосковал бы по своему лесу... Эх, все-таки глупый бабий пол, мужик при своем любимом деле - это все равно что соловей при песне. Такая ширь у него в душе, такая ж сила!
Тимофей вздохнул. Маруся... А уезжала она в город без него. Жили они уже порознь, у общих знакомых не виделись, в поселке мало встречались. Один раз, Тимофей помнил, нечаянно столкнулись в магазине. От внезапного удара у Маруси из рук выскользнула корзина, и все апельсины яркими брызгами разлетелись по полу.
- Как живешь, Тимоша? - своим крепким певучим голосом произнесла Маруся.
- Да все хорошо, - как-то не находя нужных слов и задыхаясь, прошептал Тимофей, помогая собирать выпавшие апельсины.
А сам глядел на неё, какая она красивая: румяная, чернобровая, большеглазая...
- Ну, ладушки, ладушки, - Маруся подхватила последний апельсин и положила его в корзинку.
Дальше разговор не пошел, и Маруся рассеянно улыбнулась и скользнула от Тимофея прочь.
А сегодня позвонила. Сама. И навестить решила. Тимоха с сомнением поджал губы. Хм-м... Придет, наверно, такая вся городская, разодетая, манерная... Тимофей почесал подбородок, взглянул с подозрением на холодильник. Потом встал, шагнул к нему и открыл дверцу. Ну, так и есть... Вернее, нету. Ничего в холодильнике нету. Можно, конечно, сальца пожарить да картошечки. Но это ж для себя. А тут гостья! Городская! Тимофей, что-то воображая покачал головой и захлопнул холодильник.
Потом щелкнул пальцами. Та-ак, сейчас печка дотопится, надо сходить в магазин. Прикинув, что он там купит, Тимофей даже повеселел от своих планов. Но тут его осенила другая мысль - словно холодом со двора обдала. А ёлки у него, Тимохи, нет! Какой же Новый год без ёлочки! Ах, дурак-то, дурак он, всем ёлки раздал, всех знакомых -перезнакомых снабдил ёлочками, а себе ни одной, даже малюсенькой, не оставил!
Еле дождался Тимоха, когда печка истопится да все угольки перетлеют. Вылетел он из дома в куртке нараспашку и второпях накидывая на голову шапку. Машинка завелась сходу. Тут ехать недолго, за посёлок километров пять. А там делянки, можно где-то и срубить небольшую ёлочку. Тимофей уверенно вел свой автомобиль. План был намечен, и Тимоха думал управиться за час. А там и в магазин сбегать успеет.
Да-а, не готов ты, Тимофей Иванович, к Новому году! Совсем не готов! Тимоха задумчиво смотрел на дорогу. А зачем ему-то готовиться? Ради кого? Детей у него нет. Матушка полгода назад померла. Э-эх... Добрая, светлая была женщина. Всё учила его, бездаря, все боялась, что один останется... Бывало, как начнёт ему попрекать: